Судить президента: за что Фемида ополчилась на Николя Саркози
И почему европейские избиратели охотнее прощают лидерам адюльтер, чем коррупцию
Создание правового государства и независимой судебной системы – краеугольные камни украинских реформ. От них зависит успешный ход евроинтеграции и привлекательность страны для зарубежных инвесторов. В этом контексте уголовные дела, фигурантом которых стал Петр Порошенко, предсказуемо вызывают значительный общественный резонанс. Экс-гаранта подозревают в превышении власти по ряду эпизодов. Следствие продолжается.
Но подозрения в коррупции и злоупотреблении «телефонным правом» – не уникальная особенность украинских президентов. Подобные кейсы также встречаются в политической жизни стран ЕС, где главы государств после ухода с должности порой превращаются в подследственных . И даже получают реальные сроки – как постскриптум головокружительной карьеры.
К примеру, аналогичные события разворачиваются во Франции. На скамье подсудимых оказался бывший президент Николя Саркози, попавший в поле зрения правоохранителей более 10 лет назад. Mind внимательно изучил основные детали этой резонансной истории и выяснил: некоторые из них невольно напоминают ситуацию в Украине, развернувшуюся после президентских выборов 2019 года.
Как все началось?
Верховная власть во Франции много лет была неприкасаемой. По крайней мере, руководителям страны крайне редко предъявляли уголовные обвинения. Однако в последнее время французы перестали мириться с частыми злоупотреблениям, которые совершают президенты и высокопоставленные чиновники.
«Недоверие нарастало постепенно. Это похоже на процесс медленного появления трещин в стене», – отмечает Николя Русселье из института политических исследований Science Po, объясняя, как президенты Пятой республики потеряли доверие медиа, прокуратуры и избирателей.
Николя Саркози, руководившего Францией в 2007–2012 годах, обвиняют в коррупции и торговле влиянием. «Это историческое испытание системы правосудия Франции, потому что президента впервые обвиняют перед судом в коррупции», – уверен Фабрис Арфи, главный редактор портала Mediapart, специализирующегося на проведении громких журналистских расследований.
Учитывая общественную значимость, самой горячей новостью первых дней марта в Париже стало оглашение судебного решения по «делу Бисмута». Поль Бисмут – это псевдоним, который использовал Саркози в телефонных разговорах, чтобы скрыть в них свое участие на случай прослушки.
Но скрыть не удалось, и бывший президент после расследования фактов возможной коррупции был приговорен к трем годам тюремного заключения (из которых два условно) за «коррупционный сговор».
В чем суть дела?
Согласно обвинительному приговору, Николя Саркози предложил судье Жильберу Азиберу помощь в получении более престижной работы – «теплого местечка в Монако» – в обмен на сведения о другом уголовном деле против него.
В итоге судья согласился предоставить Саркози данные, однако дело так и не было доведено до конца. По французским законам, самого факта заключения «коррупционного пакта» достаточно для обвинительного приговора.
«Какое безумное ожесточение, моя любовь. Но битва продолжается, правда восторжествует», – написала Карла Бруни, супруга Саркози, в инстаграм после оглашения приговора.
Вместе с бывшим президентом Франции срок получили два других обвиняемых – Тьерри Эрзог, старый друг и доверенный адвокат Саркози, и судья Жильбер Азибер. Все трое уже обжаловали приговор и считаются невиновными до вердикта суда следующей инстанции.
Неспешная французская юстиция отводит примерно год на рассмотрение этой апелляции. За ней могут последовать новые, а Саркози уже пообещал дойти до Европейского суда по правам человека, если правосудие в его версии не восторжествует.
Куда уходят корни подозрений?
Саркози проходит обвиняемым еще по нескольким уголовным делам. Согласно самому громкому и серьезному из них, экс-президент незаконно получал деньги на свою предвыборную кампанию 2007 года от ливийского диктатора Муаммара Каддафи.
Эта история, весьма чувствительная для экс-президента, успела обрасти огромным количеством подробностей и поворотов. Так, один из сыновей ливийского лидера, Саиф аль-Ислам, говорило 50 млн евро. Однако президент Беларуси Александр Лукашенко утверждает, что сумма была вдвое больше. «Муамар Каддафи мне лично об этом рассказывал, когда в Минск приезжал», – говорит он.
В материалах дела есть много косвенных доказательств, начиная с денежных переводов от людей, близких к Каддафи, на счета знакомых Саркози, и заканчивая данными о больших расходах наличными на нужды кампании. Главный свидетель обвинения, международный аферист Зияд Такьеддин, утверждал, что лично передал 5 млн евро наличными помощнику Саркози. Однако впоследствии этот свидетель, скрывающийся в Ливане, заявил, что оговорил бывшего президента в своих показаниях, которые он ранее многократно подтверждал. Можно только догадываться, чем объясняется такая перемена.
Есть еще обстоятельства, непосредственно не связанные с расследованием, без учета которых картина окажется неполной. Во-первых, скандальный пятидневный визит Каддафи в Париж в декабре 2007 года, когда на Елисейских полях был разбит бедуинский шатер, а почести, оказанные ливийскому диктатору, превзошли любые сравнения.
Во-вторых, военная кампания 2011 года, одним из главных вдохновителей которой выступил Саркози. Каддафи был свергнут и убит; его сын публично обвинил французского президента в получении денег. Не исключено, что суд сможет дать частичный ответ на вопрос, не стояло ли за этими событиями сведение личных счетов.
В конце марта этого года начались слушания по «делу Бигмалиона» (Bygmalion – название PR-агентства, отвечавшего за организацию предвыборной кампании Саркози в 2012 году. – Mind).
Суть истории заключается в том, что штаб Саркози использовал двойную бухгалтерию и подложные счета, чтобы выйти за рамки официально разрешенного бюджета. Превышение, по данным следствия, составило, по меньшей мере, 15 млн евро.
Саркози, разумеется, утверждает, что ничего не знал – и ответственность за нарушения, если они и были, лежит на исполнителях. Решение суда будет зависеть от свидетельских показаний, которые, по предварительной информации, могут быть очень неприятными для бывшего президента Франции.
К каким итогам все это приводит?
Николя Саркози имеет устойчивый имидж «человека из прошлого». Многие французы относятся к нему с ностальгической симпатией, но они образуют скорее фан-клуб, чем потенциальный электорат. Сам Саркози воспринимается как Мик Джаггер, который не пишет новых песен, или Ален Делон, который нигде не снимается. Мемуары бывшего президента пользуются успехом: он с удовольствием подписывает экземпляры в книжных магазинах, охотно фотографируется с покупателями, но из этого совершенно не следуют никакие реальные перспективы. Две трети французов хотят, чтобы он ушел из политики.
При этом Саркози старается выглядеть в общественном сознании как влиятельный патриарх, который не полностью ушел на покой. Иногда появляются сообщения о неформальном ужине с нынешним хозяином Елисейского дворца Эмманюэлем Макроном в семейном кругу. Действующий и бывший президенты публично демонстрируют взаимное уважение.
Многие из тех, кто под руководством Саркози начинал карьеру 10–15 лет назад, теперь сделались министрами и депутатами и, по слухам, иногда что-то с ним обсуждают. Трудно сказать, действительно ли все хотят получить советы Саркози, или он сам старательно работает над созданием этого образа.
Разбирательства, в которых фигурирует экс-президент Франции, представляют собой крайне запутанный клубок, оставляющий тягостное впечатление. Саркози выглядит человеком, замешанным в сомнительных историях и окруженным сомнительными персонажами. И чем более ловкие доводы он приводит в пользу своей невиновности, тем сложнее в нее поверить. В нем ощущается избыточный дух авантюризма.
Французы не предъявляют чрезмерных моральных требований своим президентам и легко смотрят, например, на их любовные похождения. Но им важно, чтобы человек, олицетворяющий Пятую республику, не терял политического достоинства ни при каких обстоятельствах.
Все идет к тому, что даже если Саркози удастся выйти сухим из воды (что маловероятно), его образ навсегда будет связан с жульничеством. Конечно, бывший президент не намерен сдаваться. Но почти единственное, что ему сейчас остается, – это обращаться к французам с просторов медиа. «Сколько же еще мы собираемся потратить денег налогоплательщиков на то, чтобы попытаться во что бы то ни стало доказать, что я коррупционер! Французы должны знать, что я не жулик, даже если я им и не нравлюсь», – подчеркнул он в одном из интервью.