Франция сегодня отмечает главный национальный праздник – День взятия Бастилии. Благодаря активности своего нынешнего президента Эмманюэля Макрона эта страна играет одну из видных ролей в современной европейской политике и в урегулировании украинско-российского кризиса. В этом нет ничего удивительного. Республика конкурирует с Германией за лидерство в ЕС, поэтому выступает с разными международными инициативами. Engie – крупнейшая энергетическая корпорация, подконтрольная французскому правительству, участвует в строительстве спорного газопровода «Северный поток – 2» и торгует природным газом с «Нафтогазом Украины».
Куда менее известно о том, что Франция – это родина вездесущей бюрократии, прародительница и «священная земля» сложносочиненной чиновничьей иерархии. К настоящему времени аппарат управленцев буквально в каждой стране – повсеместно избыточен. Бюрократия ничего не производит, но без нее не обходится ни одно общество, ее деятельность строго регламентирована и непостижима одновременно, она наводит скуку и завораживает.
И в современной Украине именно бюрократия, состоящая из армии депутатов и чиновников, – это и есть правящий класс, который управляет распределением всех благ. С одной стороны, она извлекает ренту из своего привилегированного положения, а с другой – все больше вынуждена исполнять государственные функции, «оказывать услуги» населению. А тот ее представитель, кто работает неэффективно, лишается своего поста.
Бюрократизация – глобальный процесс, и он связан с железной поступью рынка и прогресса. Украине от него никуда не уйти. Поэтому деятельность чиновников вызывает особый интерес у исследователей и наблюдателей.
Основываясь на этой предпосылке, Mind собрал несколько занимательных фактов, способных расширить представление о том, как работает бюрократическая машина.
Сам термин «бюрократия» был придуман во Франции в середине XVIII века как сатирический. Его происхождение связано с французским словом «бюро» – письменный стол, и греческим корнем «кратос», обозначающим правление и власть. То есть первоначальный смысл понятия – «власть сидящих за столом».
Французский экономист Жак Клод Мари Венсан де Гурнэ впервые употребил это слово в качестве шутки, говоря о том, что «вот у нас во Франции есть такая беда – это бюромания, и та власть, которая у нас есть – это, наверное, бюрократия».
Власть в то время принадлежала военным и священникам, еще можно было вообразить власть денег – но не власть сочинителей инструкций и переписывателей бумаг. Однако феодально-аристократический режим постепенно уступал свои позиции под давлением буржуазии. А рациональный способ, который буржуазия в качестве правящего класса принесла с собой, – это, конечно же, бюрократия. То есть, чиновничество – класс тех, кто работает с разного рода документами и регламентами государственного значения.
Потом термин перешел в английский язык, где сначала также имел сатирическое значение, но уже к концу XIX века стал употребляться в нейтральном смысле. Так стали называть наемных государственных служащих, осуществляющих функции управления.
Показательно, что слова «бюрократия», «бюрократ» традиционно несут негативную коннотацию – настолько сильную, что сами бюрократы не желают себя таковыми называть, предпочитая термины «чиновник», «управленец», «менеджер». Только если вы заглянете в толковые словари, вы обнаружите, что первое, исходное значение термина – сугубо нарративное, строго говоря, нейтральное (иными словами, бюрократия – это повсеместно реально существующая система управления, действующая с помощью иерархического аппарата, отделенная от общества и только этим управлением и занимающаяся).
В кабинетах французских чиновников XX века вывели «железный закон бюрократии», подтверждение которому исследователи нашли в разных странах. Он гласит, что всякая рыночная реформа, всякое правительственное вмешательство с целью уменьшить бюрократизм и стимулировать рыночные силы в конечном итоге приводят к увеличению общего объема регулирования, общего количества бумажной волокиты и общего числа бюрократов, которых привлекает на службу правительство.
Вывели даже формулу: по традиции каждая реформа, направленная на сокращение числа госслужащих, приводит к их увеличению на 10-25%. Таким образом, говоря политическим языком, «режим расширяет собственную базу поддержки». Не всех старожилов-чиновников получается сразу уволить, но одновременно начальству для укрепления тыла нужно расширять штат лояльных сотрудников.
Видный бельгийский экономист и троцкистский теоретик Эрнест Мандель, который, как и полагается троцкисту, испытывал к феномену бюрократии особенный интерес, обратил внимание на то, что бюрократия не может быть экономически эффективна, так как исходит из принципа максимизации расходов, а не максимизации доходов (как он написал, «прямого размещения ресурсов», а не «максимального увеличения прибыли»). Поэтому, согласно воззрениям Манделя, единственным серьезным механизмом улучшения функционирования бюрократии является репрессия. А чиновничество является единственной социальной группой (помимо, возможно, духовенства), которая, если ее предоставить самой себе и не оказывать на нее корригирующего давления извне, стремится утвердить некомпетентность в качестве основы своей деятельности.
Выдающийся историк Евгений Тарле, который родился в Киеве в 1874 году, известен своей подробной биографией французского политика и дипломата конца XVIII – начала XIX века Шарля Мориса де Талейрана-Перигора. Причем работа Тарле до сих пор остается единственным исследованием на постсоветском пространстве, при написании которого автор использовал оригинальные сочинения и дипломатическую переписку самого Талейрана.
Талейран прославился не только своими своеобразными моральными качествами, которые позволяли ему достигать успеха в политике и усиливать собственные позиции в системе государственной власти. Он был великим интеллектуалом – участвовал в политической борьбе посредством своих умственных способностей, а не бандитских (репрессивных) методов. Сам говорил, что принес 14 различных присяг разным правительствам и разным людям, монархам и революционерам, за что его и назвали «слугой всех господ», и всех этих господ по очереди он предавал.
Но для современной политики и бюрократии его главная ценность – в другом. Почти два столетия назад Талейран предвосхитил современные войны, связанные с утверждением экономических интересов государств, а не завоеванием территорий. И также он предвидел, что буржуазный класс – то есть бизнесмены и финансисты – будет играть центральную роль в развитии общества и определять правила игры в системе государственного управления.
Как писал Тарле: «Утонченный, проницательный, талантливый аристократ, который сразу же безошибочно предугадал неизбежную гибель своего собственного класса и полное торжество чуждого ему лично класса – буржуазного. Он знал наперед, что в этой борьбе будут всякого рода остановки, понятные шаги, новые порывы, новые превратности в борьбе сторон, и всегда предугадывал наступление и правильно судил об исходе каждой такой схватки. Это чутье всегда его заставляло вовремя становиться на сторону будущих победителей и пожинать обильные плоды своей проницательности».
Но предавая и продавая по очереди за деньги и за другие выгоды всех, кто пользовался его услугами, менявшийся, как хамелеон, Талейран, по существу, не изменял только прочно победившему, чуждому ему лично буржуазному классу. И делал это именно потому, что считал победу буржуазии несокрушимой.
Не аристократический «двор» с его групповыми интересами, не дворянство с его феодальными привилегиями, а новое «буржуазное государство» (говоря современным языком, основанное на власти рынка и бизнеса) с его основными внешнеполитическими потребностями и задачами – вот что обозначал Талейран термином «Франция». И он знал, что все затейливые придворные интриги, маскарадные посылки эмиссаров, расчеты на влияние какой-то любовницы – все эти ухищрения и «погремушки» дипломатии XVIII столетия теперь хотя и могут быть с успехом пущены в ход, но с XIX века они утратили былую эффективность.
С расцветом буржуазии наступило время, когда нужно больше считаться и у себя, и в чужой стране с банкиром, а не с королевской фавориткой, с биржевыми облигациями, а не с перехваченными интимными записочками, с дуэлями, где дерутся при помощи таможенных тарифов, а не при помощи рапир.
Сообразно с этим Талейран и действовал непосредственными словесными заявлениями, нотами, меморандумами, посылкой официально аккредитованных дипломатических представителей и старался влиять при этом либо демонстрацией готовности к военным действиям, когда это было уместно, либо ловким, своевременно проведенным маневром сближения с той или иной державой. И в этом он оказался замечательным мастером.
Несложно заметить, что методы государственного менеджмента Талейрана в наши дни только укрепили свою актуальность. Фокус власти во внутренней политике и на международном уровне сосредоточен на контроле над ресурсными, финансовыми и транспортными потоками.
Современные противостояния больше не нацелены на уничтожение гражданского населения, а ориентированы на ограничение экономических возможностей оппонента, чтобы лишить его способности развивать свою волю. В потоковой среде основные столкновения происходят в области экономики, а военные операции выступают в качестве их поддержки и подкрепления.
И так происходит потому, что в условиях рыночной экономики живой покупатель, способный обеспечить прибыль корпорациям и уплату налогов в бюджет для финансирования бюрократического аппарата, ценится дороже погибшего во время боевых действий.