15-16 сентября в Самарканде (Узбекистан) прошла встреча глав государств-членов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). На ней собрались лидеры 15 стран евразийского континента, общая численность населения которых превышает половину мирового. Это мероприятие в очередной раз показала, что полномасштабная российская агрессия в Украине запустила необратимые процессы перегруппировки сил на мировой политической арене.
Почему Самарканд? Именно Узбекистан последним из государств Центральной Азии примкнул в 2001 году к организации, закрепив тем самым «Шанхайскую пятерку» (именно такое официальное название имела организация в ранние годы своего существования) под ее нынешним названием. Позже была принята Хартия ШОС, определившая главные цели организации: поддержание мира и безопасности в регионе, борьба с проявлением «трех зол» (терроризм, сепаратизм и экстремизм), а также незаконным оборотом наркотиков. Самыми последними в 2017 году к ШОС примкнули Индия и Пакистан – «носители» извечного территориального спора вокруг Джамму и Кашмира.
Как распределились силы? Формат участия в ШОС предполагает матричное объединение. Это в очередной раз подтвердил недавний саммит в Узбекистане. В Самарканде под влиянием главных «законодателей» организации – россии, Индии, Казахстана, Китая, Киргизстана, Таджикистана, Пакистана и Узбекистана – состоялась основная секция. А после в расширенном формате встречались главы остальных региональных государств-участников. Присутствовала и делегация Ирана, чье полноформатное членство в интеграционных процессах ШОС, скорее всего, – лишь вопрос времени.
Среди полноправных партнеров организации значатся также Беларусь, Афганистан, а на подходе кавалькада из стран в подбрюшье Китая – Монголия, Шри-Ланка, Камбоджа, Непал. Сюда же можно отнести и мощнейшего регионального игрока – Турцию, а также представителей арабского востока – Египет и Катар.
О чем говорили и к чему пришли? Фактическим результатом саммита ШОС стало поигрывание мышцами «великого кормчего» Китая. А именно – перетягивание региональных и внерегиональных государств под внешнеполитические амбиции КНР. Тут можно заметить, что таким образом были отброшены формальные устои самой структуры, созданной для укрепления сотрудничества в регионе. Амбиции теперь простираются по западные границы Китая, что делает его центром, способным продвигать свою повестку дня внутри организации, а также усиливать свое геополитическое влияние реализацией китайской концепции «общества общей судьбы» для обеспечения собственных интересов в мире.
Как именно Китай укрепляет свои позиции? Самаркандский саммит проходил на фоне весьма непростых политических раскладов: неурегулированные проблемы Афганистана, российско-украинская война, международные санкции и изоляция рф, усиление конфронтации между КНР и США, в частности вокруг Тайваня, обострение армяно-азербайджанского конфликта и военные столкновения на таджикско-киргизской границе. Большинство этих проблем затрагивают государства, которые тем или иным образом входят в ШОС.
Первый итоговый тренд – россия, которая в течение продолжительного времени, благодаря ведущей роли в ОДКБ, позиционировала себя как гаранта безопасности на постсоветском пространстве, заметно утратила свои позиции и поставила под сомнение способность в дальнейшем выполнять эти функции.
Вторым важным маркером саммита стала непосредственно безопасность в регионе. Новым вызовом для стран-участниц при формировании «зонта безопасности» стала необходимость по-новому взглянуть на роль россии в свете собственных безопастностных интересов. В этой связи условное разделение на внешнеполитические ориентиры – «англосаксонский мир плюс западные ценности» с одной стороны, и «евразийский мир» – с другой, которое до недавних пор было основным постулатом и влияния кремля, теряет свою актуальность.
Осознание собственной уязвимости перед рф вынуждает страны Центральной Азии искать новые формулы «зонта безопасности» в многоуровневом сотрудничестве на площадке ШОС. Из наиболее очевидных вызовов – каскад территориальных претензий в регионе, этнические конфликты и «вспышки» военной активности между странами-соседями самих центральноазиатских государств. А еще – риски дестабилазации в ЦА со стороны кремля, если в Украине что-то пойдет «не по плану».
Третьим маркером укрепления влияния Китая в ШОС является череда неурегулированных территориальных споров вокруг Тайваня. россия пока поддерживает КНР в тайванском вопросе через призму имперских интересов Пекина, рассчитывая на аналогичную поддержку своих аппетитов в Украине. Очевидно, таким образом Китай, прежде всего, пытается заручиться поддержкой других государств в вопросе, который представляет его собственный интерес.
Центральноазиатские государства важны для Китая не только как источник сырья и партнеры по транзиту китайских товаров, но как гаранты региональной безопасности в Синьцзяне и Афганистане. Пекин опасается дестабилизации в регионе, которая может затронуть и его территории.
Четвертым маркером стало переформатирование интересов энергобезопасности в региональном срезе на фоне возросших рисков транспортировки энергоресурсов в условиях российской агрессии в Украине. Встречи глав Китая и Казахстана, состоявшиеся в преддверие саммита ШОС, подтверждают курс на диверсификацию транспортных путей и возросшую значимость поставок нефти через каспийские терминалы Казахстана в обход территории рф.
Узбекистан, помимо вопросов безопасности, поднял транспортно-экономическую проблему в ключе сооружения железной дороги Китай-Кыргызстан-Узбекистан. Этот железнодорожный коридор, как ожидается, откроет доступ на рынки Юго-Восточной, Западной Азии и стран Ближнего Востока. «Узбекское» ответвление свяжет Китай с Узбекистаном. А дальше облегчит поставки товаров в страны ЕС и через Турцию, и через пролегающий на пути Кыргызстан, экономически зависимый от москвы.
Что в итоге? Страны-участницы ШОС обладают весьма заметными различиями в цивилизационном, культурно-историческом и политическом подходах. Такой многослойный пирог выглядит яркой иллюстрацией весьма непростых отношений, которые сложились у восточных автократий с западным миром. А еще – наглядным подтверждением смещения «центра тяжести» от москвы к Пекину, с которым большинство стран-участниц организации стремятся выстроить прагматичные взаимовыгодные отношения.
Дистанцирование от рф и сближение с Китаем, возможно, несет скрытую угрозу новой зависимости. На сей раз – от китайского дракона. Поэтому центральноазиатские государства вынуждены выстраивать систему сдерживания, баланса и противовесов с помощью Турции, Индии, государств Ближнего Востока. Параллельно с этим внутри региона активизировались движения в сторону регионального сближения, простимулированные сменой власти в Узбекистане.
Основными геополитическими результатами саммита в Самарканде стало переформатирование архитектоники безопасности в интересах Китая. Оно в первую очередь коснулось взаимодействия с прежними сателлитами россии – Казахстаном и беларусью – в вопросах энергобезопасности и в паритетных отношениях с потенциальным новым членом – Ираном. А также в выстраивании КНР новых безопастностных векторов с западными соседями, которые имеют конфликты вокруг спорных территорий (Индия и Пакистан, Узбекистан и Таджикистан, Кыргызстан и Таджикистан). Среди прочего, такое сплочение фокусировалось вокруг тайваньского вопроса. В глобальном масштабе Китай закрепил свои преференции в регионе, нивелируя роль и влияние кремля на евразийском континенте.