Либеральные реформы: из чего состоит «экономическое чудо» Грузии, Словакии, Эстонии, Великобритании и Польши

В рамках спецпроекта «Либеральные реформы – кратчайший путь к благосостоянию», который реализуется при поддержке Международного фонда «Возрождение», Mind продолжает публиковать материалы на тему либерализации экономики и социального устройства. На этот раз рассмотрим опыт типологически близких нам стран, вставших на путь системных реформ и либерализации рынка и достигших в этом реальных результатов.

Почему развитие предпринимательства является ключевым условием для достижения всеобщего благосостояния? Потому что это непосредственно влияет на создание рабочих мест, интенсификацию социальной мобильности и сказывается на росте инвестиций в сферу образования и здравоохранения. В конце концов, бизнес заинтересован создавать вокруг себя целую экосистему, которая позволяла бы растить кадры и формировать запрос на свой товар или услугу.

Именно частный бизнес в Украине, в основном малый и средний, является «инкубатором» наиболее проактивных слоев населения и формирует первоочередной запрос на трансформацию административного аппарата государства.

Мы не ставим амбициозную цель рассмотреть все возможные сценарии положительного развития рынка или предложить панацею для материального обогащения нации. Зато попробуем описать несколько показательных кейсов, которые характеризуют чрезвычайно эффективный экономический тренд в современном демократическом мире.

В 2003 году в Грузии произошла «революция роз», которая привела к власти команду «агрессивных» реформаторов во главе с Михаилом Саакашвили и Кахабером (Кахой) Бендукидзе. Задачи перед командой стояли более чем авральные, потому что страна в то время пробила не первое «дно» социально-экономической нищеты. Беднее на постсоветском пространстве были только Таджикистан, Армения, Узбекистан и Киргизия. А после реформ бОльшим был прирост только в нефтяных республиках Кавказа и Средней Азии. Но уже в 2009 году Грузия по ВВП обошла Украину – именно из-за менее мучительного преодоления последствий глобального кризиса, в частности, благодаря реформам.

Приоритетом для реформаторов сразу стали упорядочение налоговых сборов и прозрачность системы таможенного контроля. Но сделать это было бы невозможно без почти «хирургического» очищения органов правопорядка от коррупции и непотизма. Грузинские реформаторы решились на такую чистку, а затем начали строить принципиально новую модель экономики, открытую для нужд предпринимателей, а не силовиков и чиновников.

В первую очередь в команде Бендукидзе осознали, что страна, которая не экспортирует практически ничего, кроме продуктов сельхозпроизводства, не требует и протекционистских ограничений на ввоз товаров. А налоговая нагрузка на сферу услуг внутри страны не так наполняет бюджет, как демотивирует бизнес, заставляет его работать в «тени».

Например, если до 2003-го в Сакартвело использовался 21 налог, то за четыре года реформ количество налогов сократилось до шести. Ставка НДС была снижена с 20 до 18%. Налог на доходы физических лиц был объединен с социальным взносом, а общая ставка уменьшена более чем вдвое – до 25%.

Системные изменения привели к резкому росту налоговых сборов. До начала финансового кризиса 2008 года выполнение бюджета возросло с $580 до $2846 млрд (в ценах 2010 года). Относительные показатели составили соответственно 7% и 23,8% ВВП.

Источник: Всемирный банк

Так же вдвое был уменьшен налог на дивиденды и процентный доход до 5%, что стимулировало инвестиционный рынок страны. Сбережения стало выгодно держать в банках Грузии, так же как вкладывать средства в развитие национального бизнеса, поскольку объем полученных дивидендов увеличивался.

Это укрепило национальную валюту и прекратило вымывание валютных резервов страны, которые уже находились на преддефолтном уровне.

Источник: Национальный банк Грузии

Важно отметить, что снижение налоговых ставок происходило не за счет предпринимателей, которым обычно в аналогичных ситуациях увеличивают сборы. Корпоративный налог на прибыль так и остался на уровне 20%.

В то же время налог на имущество впервые за годы независимости страны был унифицирован и установлен на уровне менее 1%. Это в комплексе с упрощением разрешительных процедур и уменьшением коррупции повлекло за собой и рост рынка недвижимости Грузии. Одновременно с изменениями ставок и количества налогов были приняты меры для упрощения их администрирования. В частности, ко всем видам деятельности отныне  применялась одинаковая ставка. Уже в первые годы реформы все эти меры втрое увеличили доходные статьи бюджета страны – с 7% ВВП в 2003 году до 23% ВВП в 2009-м.

Показатели налоговых сборов и благосостояния населения, 2003–2009 годы

Источник: Всемирный банк, Национальная служба статистика Грузии

Увеличение налоговых поступлений позволило увеличить объем социальных расходов бюджета, в частности, на здравоохранение и образование.

Так, с 2003 по 2009 год годовые расходы на социальную медицину на душу населения выросли с $72 до $247, на государственное образование – с $16 до $81.

В итоге в рейтинге Doing Business по администрированию налогов Грузия переместилась со 100-го места в 2006 году на 18-е место в 2008-м. Назвать это иначе как административным чудом было бы несправедливо. А главное, уменьшение налоговой нагрузки привело к интенсификации экономической активности Грузии.

Также значительно вырос общий оборот предприятий – с 7,2 млрд до 86,6 млрд GEL. Как следствие, существенно увеличилась средняя заработная плата по стране – с 126 GEL в 2003-м до 557 GEL в 2009 году. И это происходило при практически неощутимой продуктовой инфляции.

Источник: Национальная служба статистика Грузии

Источник: Национальная служба статистика Грузии                   

Источник: Национальная служба статистика Грузии  

Страна, где не было практически никаких ископаемых ресурсов, получила «входной билет» в мировой инвестиционный рынок. У людей появилось больше рычагов для улучшения своего материального положения с помощью предпринимательской деятельности. Открыть собственное дело означало иметь «антидот» в условиях системного кризиса постсоветской экономики и высоких инфляционных рисков. И в Грузии этим воспользовались в полной мере. Это позволило стране в рекордно малые сроки восстановить экономику после кризиса 2008 года, как показано на диаграмме.

Кейс Сакартвело наглядно демонстрирует, что достичь успеха на пути повышения благосостояния населения и социальных гарантий можно за считанные годы. Все, что для этого нужно, – иметь волю к реформам и нулевую толерантность к коррупции.

Он также подтверждает тот факт, что даже крайне ограниченная в естественных и трансконтинентальных ресурсах страна может занять топовые позиции в мировых рейтингах, например Doing Business, сделав лишь несколько бескомпромиссных шагов в направлении либерализации условий для ведения предпринимательства и минимизации государственных административных рычагов.

Прямое следствие – страна становится открытой для инвестиций, привлекательной для развития активов, благоприятной для социальной реализации собственных граждан.

Основные социально-экономические показатели,1991–2018 годы

Словакия сегодня – это полноправный член Европейского союза. Экономический рывок страны с населением чуть больше, чем в Киеве, за последние 20 лет составил двукратный рост ВВП на душу населения. Так же вдвое уменьшился уровень безработицы. И такое чудо стоит того, чтобы внести этот кейс в учебники по экономическим реформам.

По сравнению с соседними Чехией и Польшей, которые начали реформы, даже не дождавшись развала соцлагеря, словакам, чтобы осознать потребность в кардинальных изменениях, пришлось ждать прихода к власти в 1998 году правительства Микулаша Дзуринды.

В то время Словакия уже ощутила последствия экономического кризиса, связанного с разделением Чехословакии в 1992 году и процессом вымывания социалистических моделей государственного администрирования. Это привело к скачку инфляции (1992 год –10%, 1993-й – 25%) и расторжению экономических взаимосвязей.

Было решено приватизировать более трех четвертей дотационных государственных компаний, остававшихся балластом со времен соцлагеря. Впоследствии состоялась очистка банковского сектора от финансовых «пузырей», чьи владельцы занимались самокредитованием (примерно так же, как и в Украине до 2015 года).

Во время второго срока правительство Дзуринды значительно упростило налоговое администрирование, уменьшив ставку налога на прибыль предприятий и физических лиц вдвое – до 19%, в соответствии с единой ставкой НДС. Это уменьшение происходило последовательно в три этапа.

Страна имеет долгую историю автостроения еще в составе Чехословакии. Здесь производились комплектующие для таких брендов, как Škoda и Tatra. А также и собственные словацкие микроавтобусы TAZ в Трнаве и легковушки BAZ в Братиславе. Однако, в отличие от Украины, где также были немалые автопромышленные мощности, Словакия вместо дотаций для «национального производителя» позволила своим флагманским компаниям свободно конкурировать с мировыми автогигантами. В частности, за инвестиции этих корпораций.

Например, еще в 1991 году концерн Volkswagen (VW) приобрел 80% активов BAZ. После полной модернизации предприятие стало одним из самых современных заводов группы VW. Таким образом было создано в два раза больше рабочих мест, чем было на заводе во времена соцлагеря.

Но правительство Дзуринды, пытаясь превратить Словакию в одного из мировых лидеров автомобилестроения, пошло дальше. Для этого необходимо было создать максимально благоприятный инвестиционный климат и эффективную налоговую систему, которая бы работала по международным стандартам.

В ходе налоговой реформы был ликвидирован 21 налог с прямых доходов. Это сразу сказалось на развитии сферы услуг и привело к росту прямых иностранных инвестиций в реальный сектор экономики. В результате Словакию для развития новых производственных мощностей выбрали Peugeot Citroёn, а также KIA Motors. Кстати, это был первый пример европейской экспансии южнокорейского автогиганта. Чтобы выиграть конкурс на размещение активов в Венгрии и Чехии, словацкое правительство  предоставило автогигантам несколько лет налоговых каникул.

Изменение системы налогообложения в Словакии, 2003–2004 годы

Источник: Аслунд, Андрес. Дянков, Сімеон. «Велике перерождення». Львів, 2015 

Источник: Slovak Investment and Trade Development Agency, Discover-cee

Уже через несколько лет автопром в Словакии стал не только источником средств для наполнения бюджета, но и стимулом для развития рынка высококвалифицированной рабочей силы. Молодые люди все чаще отказывались уезжать из страны, поскольку местные работодатели предлагали  карьерные перспективы и конкурентную зарплату.

На сегодняшний день более 20% трудоспособного населения страны непосредственно задействовано в производстве автомобилей и смежных секторах. Собственный автопром стимулировал развитие компаний – поставщиков комплектующих, которых здесь насчитывается более трехсот. В частности, таких мировых брендов, как Johnson Controls, SAS Automotive, INA и Lear Corporation.

Как результат, в период с 2003-го и до наступления мирового экономического кризиса 2008 года средняя заработная плата в Словакии выросла на 22%, уровень безработицы сократился с 17,5% до 9,6%. Реальные доходы домохозяйств до сих пор стабильно росли на 6–9% в год.

Показатели налоговых сборов и благосостояния населения Словакии, 2003–2009 годы

Источник: «Велике переродження» (2015)

«Эстонская молния бьет настолько медленно, что к ней можно подключить зарядное устройство...», – утверждает один из десятков анекдотов, который мифологизирует якобы присущую коренному населению страны неторопливость. Этот миф улетучивается на глазах, если речь идет о скорости  внедрения эстонцами реформ и административно-политических инноваций.

Все началось на рубеже 1980-х – 1990-х, когда в пропасть летела вся экономика союзных республик, зависящая от межотраслевых связей и общесоюзной интеграции. В то время в Эстонии практически не оставалось реального сектора экономики, способного выживать на собственных сырьевых или технологических ресурсах. ВВП страны сократился на 40%, промышленное производство – на 60%. Даже либералы из окружения ведущего российского экономиста ельцинской эпохи Егора Гайдара в 1992 году заявляли, что интеграция «прибалтийских республик» в новое союзное содружество – дело нескольких месяцев.

И для этого были веские основания. Ведь в отличие от республик Средней Азии, Эстония не имела залежей нефти или газа, которые можно было бы экспортировать в виде сырья, и таким образом пополнять собственные валютные резервы или обеспечивать импорт стратегически важной продукции. Не было в стране и природных условий, позволяющих экспортировать продукцию сельского хозяйства, как в Молдове или Грузии.

Возможно, именно такая экономическая безысходность и определила тот факт, что эстонские реформы проходили гораздо быстрее, чем где-либо в странах бывшего СССР, и были более радикальными, чем даже в соседних Литве и Латвии. Поэтому реинтеграция в «СССР-lite» не состоялась. Зато Эстония молниеносно интегрировалась в европейский рынок, НАТО и политическую инфраструктуру Европейского Сообщества.

Уже в 1991 году эстонское правительство взяло на себя обязательство о свободной торговле, отменив все без исключения унаследованные от СССР импортные квоты. Торговая политика Эстонии в 1990-е была наиболее либеральной на европейском континенте – почти такой же, как в Гонконге или Сингапуре.

В то же время открытость к внешним рынкам поставила местные предприятия в условия сверхжесткой конкуренции. Это привело к банкротству неэффективных бизнесов, но одновременно существенно ускорило процесс реструктуризации крепких предприятий, открытых для переориентации на новых торговых и ресурсных партнеров.

Вторым важным шагом реформ стал процесс тотальной приватизации и максимального открытия национального рынка для прямых иностранных инвестиций. Приватизация проходила по сценарию, аналогичному сценарию Восточной Германии после объединения – путем прямой продажи активов стратегическим инвесторам. Только за наличные, как в Польше в начале 1990-х, а не за векселя или ваучеры, как в то же время в Украине.

Результат: по объемам прямых иностранных инвестиций (ППИ) Эстония в 1990-е годы заняла 3-е место в Европе после Венгрии и Чехии. Украина до сих пор не достигла того потенциала ППИ в номинальном отношении, какой был у Эстонии уже в первые годы независимости. В частности, из-за отсутствия сбалансированной приватизационной программы, которую до сих пор не приняло ни одно из правительств постмайданных «технократов».

Объемы экспорта и импорта быстро росли. Нехватка природных ресурсов привела к ситуации, когда импорт товаров превышал экспорт. Однако отрицательное торговое сальдо балансировалось за счет торговли услугами и притоком инвестиций в научно-экспериментальную сферу, а затем и в IТ.

Источник: Un Comtrade

Создание условий для притока прямых иностранных инвестиций в Эстонию трудно переоценить. Комфортные регуляторные условия были поэтапно созданы во всех бизнес-нишах страны: в производстве, агросекторе, сфере услуг, шоу-бизнесе и финансах. Иностранные инвестиции поддерживали приток новых технологий, что и было одной из ключевых предпосылок быстрой трансформации национального рынка.

Источник: Estonia Statistics

Еще одним результатом экономической либерализации стало быстрое укрощение гиперинфляции, которая поразила страну в 1991–1992 годах. От ценового цунами страдали тогда все бывшие постсоветские страны. И только Эстонии благодаря реформам удалось ограничить рост инфляции на уровне 11–12% уже в 1993 году, а к середине 1990-х вообще свести ее к общеевропейскому уровню.

Однако главный секрет эстонских реформ заключался в другом. Правительство сделало ставку на технологии. Для развития этого сегмента в стране были созданы более чем комфортные условия. И даже сама страна должна была стать полигоном в сфере диджитал-демократии и электронного управления.

Еще в 1990-е весь государственный аппарат Эстонии был подключен к единой системе документооборота и баз данных X-Road. Была реализована система электронной идентификации, аутентификации и цифровой подписи. Этот электронный пакет заменил все то, что в других постсоветских странах требовало от гражданина и предпринимателя десятка часов обивания порогов всевозможных паспортных столов, налоговых инспекций, разрешительных органов для сбора справок, выписок и оплаченных векселей с мокрыми печатями.

Как результат, современная Эстония – яркий пример того самого «государства в смартфоне», которое в Украине до сих пор не смогла ввести ни одна власть. Доля онлайн-услуг в стране, которая в 13 раз меньше, чем Украина, сегодня достигает 99%. Это более полутора тысяч электронных услуг. Перечислим только то, которые кардинально упрощают ведение бизнеса и напрямую влияют на создание рабочих мест в стране.

Электронное налоговое декларирование – позволяет налоговым службам самим заполнять налоговые декларации по загруженным на сервер базовым данным. Плательщик может пересмотреть, откорректировать и подтвердить консолидированную ведомость в своем электронном кабинете. Возмещение происходит автоматически в пятидневный срок. Освободившееся от административной суеты время бизнес реинвестирует в свою эффективность и производительность.

E-Geoportal – аккумулирует информацию о картах, пространственные базы данных и ссылки на электронный земельный реестр, в разы облегчает регистрацию или куплю-продажу недвижимости и земель промышленного и сельскохозяйственного назначения, а также позволяет практически исключить фиктивные сделки с недвижимостью.

M-Parking – позволяет автовладельцам оплатить парковку через своего мобильного оператора. На сегодня 90% оплаты за парковку происходит именно с помощью мобильных платформ.

Электронный бизнес – услуга, которая позволяет создать компанию за 18 минут, пользуясь онлайн-доступом в реестр компаний и неприбыльных организаций.

e-Health – информационная система здравоохранения. Централизованная база содержит профайл пациента (медицинскую карточку), электронный рецепт и онлайн-регистрацию на прием к участковому врачу. e-Health позволяет эффективно распределять государственные средства на развитие здравоохранения и реализовать прозрачные принципы мотивации медицинского персонала. Конечно, система максимально интегрирована в сферу медицинского страхования и пенсионных начислений.

Электронная школа – обеспечивает доступ к учебным материалам, пособиям и тестовым заданиям. Также является инструментом коммуникации между учениками, родителями, учителями и администрацией школы. Напомним, что именно эстонские школьники уже не первый год занимают первую позицию в Европе в независимом международном рейтинговании PISA.

Регистрация статуса резидента – наиболее известная системная инновация Эстонии. По сути, это первая страна, которая открыла свои электронные услуги для неграждан, выдав транснациональную цифровую идентичность – e-Residency. Этот инструмент предоставляет онлайн-доступ к административным услугам любому человеку в мире, в том числе возможность цифрового подписания документов и контрактов, создания и управления компанией в интернете, декларирования налогов, открытия банковского счета и осуществления банковских операций с электронными деньгами.

Это и является тем небольшим, но очень эффективным пулом административных реформ, упакованным в довольно продуманный и направленный в будущее формат цифровых коммуникаций. Как много он дал стране, чьи природные и климатические условия отнюдь не способствовали преодолению инфляционного кризиса и рецессии, которая в конце 1990-х имела глобальное разрушительное воздействие.

Как результат, на 2020 год в рейтинге Doing Business Эстония занимает 18-е место из 190 стран мира по уровню легкости ведения предпринимательской деятельности, опережая Финляндию, Германию и Канаду. Для справки, Украина до сих пор не может покинуть восьмой десяток, хотя еще позапрошлое правительство обещал войти в топ-40 рейтинга.

А по отдельным позициям, например, простоте регистрации собственности, Эстония – на 6-м месте, по уровню комфорта уплаты налогов – на 12-м, обеспечению контрактов – на 8-м, регистрации бизнеса – на 14-м.

И все это – благодаря успехам эстонцев в реализации реформ и политической воле в осуществлении критически необходимых для благополучия страны административно-политических инноваций.

Показатели экономического развития Эстонии

Источник: Estonia Statistics

Длительный процесс выхода Великобритании из состава ЕС пересек точку невозврата – Brexit means Brexit, сказали в своем большинстве британцы. Это первый случай за 28-летнюю историю ЕС, чтобы один из крупнейших его членов принял решение об отделении. Сразу эфир наполнили мрачные прогнозы о будущем страны без ЕС. Эксперты Института мировой экономики Петерсона считают, что в условиях отмены режима свободной торговли с Евросоюзом под пошлины со стороны ЕС попадет до 90% британского экспорта. Это  замедлит рост ВВП Туманного Альбиона на 2,5–3%.

Учитывая экономическую ситуацию, которая сегодня сопровождает Brexit, стрессоустойчивость экономики Великобритании заслуживает высокой оценки. В ее основе довольно болезненные реформы, которые четыре десятилетия назад окончательно перерезали пуповину британского экономического консерватизма. Речь идет о политике правительства Маргарет Тэтчер, которая остается одним из самых ярких примеров последовательных экономических реформ в лучших либертарианских традициях.

Уже тогда, в 1979 году, Тэтчер понимала, что краеугольным камнем экономического процветания является уменьшение налоговой нагрузки на малый и средний бизнес и снижение ставки налога на прибыль. Для достижения баланса правительство радикально сократило объемы субсидий и социальных доплат, чем долгое время злоупотребляли лейбористы. В конце была проведена масштабная приватизация королевской собственности. Именно эти меры дали бюджету возможность вздохнуть полной грудью и не делать это за счет «гаражного» предпринимательства (как называли тогда мелкие семейные мануфактуры).

Напомним, что до рассвета эпохи тэтчеризма Великобритания удерживала довольно массивные государственные активы в авиа- и транспортной логистике, автомобильной и угольной промышленности, доках, железных дорогах, судостроении, телекоммуникациях, энергогенерирующих и газотранспортных компаниях, даже в сахароварении. Государственные активы в экономике Великобритании занимали долю, которая была не намного меньше, чем в Украине 1990-х.

За всем этим стояли мощные профсоюзы, требовавшие все больших дотаций из госбюджета. При этом никаких гарантий рентабельности производства или модернизации никто не давал, хотя в профильных министерствах на не самых плохих ставках работали выпускники Оксфорда и престижных университетов Соединенного Королевства.

Никто не решался наступать на права профсоюзов, ведь при отсутствии «горизонтальных коммуникаций» (интернета, соцсетей и т. д.) ключевым фактором политической поддержки того или иного состава правительства была именно разветвленная сеть профсоюзных организаций. Последние, как водится, не гнушались популистскими лозунгами и обещаниями сохранить рабочие места и субсидии,  выполнять которые приходилось правительству.

Это было весомым социально-политическим фактором, который выстреливал на каждых выборах, ведь в государственном секторе до эпохи Тэтчер было занято более 10% британцев. Тэтчер понимала, что критическая масса проблем нарастала, тормозя развитие страны в условиях глобального капитализма. И пошла ва-банк...

Несмотря на скептицизм оппонентов Тэтчер, мол, частные операторы не имеют стратегического опыта в управлении железными дорогами, именно таким образом был положен конец долгосрочного тренда по сокращению пассажиропотока, наблюдавшемуся в Великобритании весь послевоенный период. В 1994–2003 годах количество пассажиров железной дороги выросло на 37% и достигло 1 млрд человек в год. Ведь частные операторы существенно улучшили сервис и привлекли маркетинговые агентства для качественного промоушена.

Общая длина поездок выросла на 42%. Доходы железнодорожных компаний увеличились, хотя себестоимость перевозок на одного пассажира уменьшилась на 3%. Таким образом приватизация железной дороги позволила привлечь в отрасль значительные инвестиции, объем которых в 2003 году составил более £ 2,5 млрд (около $3,2 млрд). Это обеспечило отрасль долгожданными финансовыми ресурсами для коренной модернизации как  инфраструктуры, так и подвижного состава.

Деятельность британской железной дороги, 1990–2003 годы

Источник: Louis S. Thompson (2004) на основании Strategic Rail Authority

Приватизация коснулась не только железной дороги. В период с 1979 по 1990 год были приватизированы государственные предприятия в авиационной отрасли: British Aerospace, British Airways Helicopters, Heathrow Airport Holdings, British Airways, Fairey Aviation Company.

Также в автомобильной отрасли: Jaguar Cars, Rolls-Royce Holdings, British Leyland; металлургии: British Steel; нефте- газодобывающей промышленности: British Petroleum, British Gas, Britoil, Enterprise Oil; фармацевтике: Amersham, морской логистике: Associated British Ports, Sealink, British Shipbuilders, Harland and Wolff.

В финансовом секторе: Trustee Savings Bank; пищевой промышленности: British Sugar; телекоммуникациях: BT Group, Cable & Wireless; автобусных и грузовых перевозках: Municipal Bus Company, National Bus Company, National Express, National Freight Corporation, Passenger transport executive; в производстве компьютерной техники: International Computers Limited, Inmos.

Радикальное уменьшение доли государственных активов привело к минимизации вмешательства государства в экономику в целом. Это заложило основы для долгосрочного экономического роста Великобритании и ликвидации ее отставания от других стран – экономических лидеров – США, Германии и Японии.

Противостояние правительства с профсоюзами угольной промышленности – другая показательная победа либерально-экономического реформизма Тэтчер. Государственные шахты были не только убыточными, они обрекали горную отрасль на технологическую консервацию, так как затягивали любую инициативу в трясину «социальных» возражений профсоюзов.

Когда в 1984 году правительство заявило о сплошной приватизации отрасли, профсоюзы объявили забастовку, в котором приняли участие около двух третей шахтерского сообщества. Многие помнят, как советское телевидение показывало схватки шахтеров с конной полицией как дерзкое наступление «министров-капиталистов» на права британских «пролетариев».

Однако Железная Леди, как окрестили Тэтчер все – и единомышленники, и оппоненты, смогла добиться своего. К 1992 году было закрыто 150 из 197 государственных шахт, остальные были приватизированы. Последствия не были радужными – там, где горная отрасль кормила целые династии шахтеров на протяжении столетий, экономический базис просто был выбит из-под ног населения.

В любой другой стране бывшего СССР такая политика привела бы к социальной катастрофе, но не в Великобритании эпохи Тэтчер, где в то время реформы уже достигли успеха в других сферах. Правительству было что предложить молодежи, мигрировавшей из шахтерских поселков в города в поисках работы. Страна медленно становилась мировым финансовым и технологическим хабом, потребности в человеческом ресурсе которого значительно превышали потерю рабочих мест в дотационной горной отрасли.

Источник: Федеральный резервный банк Сент-Луиса

Итак, волевым решением кабинета Тэтчер реформы были доведены до конца, несмотря на краткосрочные негативные симптомы. В среднесрочной перспективе удалось стабилизировать ухудшение благосостояния населения и за несколько лет восстановить статус-кво.

Источник: Office for National Statistics

В 1989 году занятость в Великобритании полностью догнала дореформенный уровень 1979 года. Но это была совсем другая картинка с точки зрения объемов ВВП и развития высокомаржинальных отраслей национальной экономики.

Десять лет «фантомной боли» – и страна лишилась инертного и низкотехнологичного сегмента. Были сокращены расходы бюджета на субсидирование неэффективных сегментов реального сектора, заложены прочные условия для долговременного роста. И это до сих пор определяет высокий уровень экономического благосостояния населения Соединенного королевства – несмотря на экономические риски, вызванные Brexit.

Пример Польши как нельзя лучше показывает то, как могла бы выглядеть Украина, если бы вместо «стабильности» и дружбы с «Газпромом» провела тотальную декоммунизацию и экономическую «шоковую терапию». Либеральные реформы, проведенные правительством Тадеуша Мазовецкого и Лешека Бальцеровича в начале 1990-х – пример одной из самых успешных системных трансформаций в Восточной Европе. Дивиденды от этих процессов Польша получает до сих пор.

План Бальцеровича – министра финансов в правительстве Мазовецкого – включал масштабную трансформацию экономики, в частности, ее полное разгосударствление и ликвидацию государственного банковского и коммунального секторов. Проще говоря, никаких «ощадов» или «жэков» – только рыночные методы администрирования финансового и коммунального секторов.

По мнению польских реформаторов, государство априори не может быть субъектом коммерческих отношений ни в производстве жилищно-коммунальных услуг, ни в сфере денежно-кредитных операций. Только союзы домовладельцев без всякой привязки к энергетическим монополиям, только частные коммерческие банки с нулевыми преференциями от Минфина.

Одним из главных каналов роста производительности экономики стала административная и фискальная децентрализация. То, о чем мы сегодня только заявляем на высоком уровне, в Польше было полностью реализовано четверть века назад. И несмотря на расширение права на управление собственными доходами, общины не лишались адресных трансфертов высшего уровня.

Так, уже с конца 90-х местные общины получали все налоги, непосредственно связанные с использованием их территории: недвижимость, сельское хозяйство, лесничество, транспорт и т. д. Постепенно увеличивалась доля налоговых сборов с доходов граждан и корпораций, которые передавались в фонд местного самоуправления. На центральном уровне в полном объеме остались только доходы от налогов на добавленную стоимость и азартные игры, а также акцизные сборы.

Структура доходов местных органов власти Польши

Система доходов местного самоуправления Польши

Источник: Otola, Iwona, Decentralization Processes of Local Government Sector in Poland

Конечно, реформаторы не колебались с введением полноценного рынка земли. При том что большая часть земель сельскохозяйственного назначения в Польше практически никогда не оставляла частную собственность. Польша была единственной страной соцлагеря, где коллективизация, проводившаяся в течение 1947–1956 годов, с «успехом» провалилась. Большая доля фермерских хозяйств так и остались за своими собственниками, которые в начале реформ владели около 76% сельскохозяйственных земель.

Приобретение земельного фонда было только на начальном этапе ограничено для неграждан Польши, но в 2016 году это условие окончательно отменили. В течение всего периода реформы стоимость фермерской земли в Польше неуклонно росла. К примеру, если в 2007 году гектар в среднем оценивался на уровне 3210 евро, то в наши дни, после полной отмены ограничений для нерезидентов, стоимость гектара вплотную приблизилась к 10 000 евро.

В общем НЗА выполняло функцию государственного земельного банка, который сам мог покупать землю у частных владельцев. Эта прерогатива вступала в силу, если новый владелец хотел продать землю менее чем за пять лет с момента приобретения ее у государства. Таким образом связывали руки спекулянтам и поддерживали развитие семейных фермерских хозяйств.

На то время страна стала членом не только НАТО, но и ЕС. Продукты сельскохозяйственного производства продавались по конкурентной стоимости и приносили гарантированный и достаточно высокий доход фермерам. Несмотря на то что количество их в Польше сократилось почти на миллион (2,4 млн – в 2005 году, 1,4 млн – в 2016-м), валовое производство сельскохозяйственной продукции выросло на 9 млрд евро (с 16 млрд до 25 млрд евро).

Сокращение количества фермеров является общеевропейской тенденцией. На сегодня количество польских фермеров – одно из самых больших в ЕС (больше – только в Румынии). Но существенный рост объема производства доказывает, что обеспокоенность фермеров последствиями регуляторных ограничений со стороны ЕС в начале нулевых была неоправданной.

Источник: Всемирный банк, Министерство финансов Польши

Источник: Всемирный банк

Результаты были очевидны уже в первые годы системных реформ Бальцеровича – Мазовецкого. Благодаря благоприятному инвестклимату поляки в середине 1990-х возродили локальные традиции семейного предпринимательства, уважение к которому было чем-то вроде национального культурного кода. Предприниматель в Польше – это лицо, к которому относились с чрезвычайным пиететом, в частности в правительственных учреждениях (чего, к сожалению, так и не произошло в Украине за три десятилетия господства свободного рынка).

И не зря. Ведь в начале нулевых малый и средний бизнес обеспечивали уже почти половину национального ВВП Польши. Сегодня эта доля остается в целом неизменной. Именно развитие МСБ позволило стране практически безболезненно преодолеть мировой экономический кризис 2008 года, который никоим образом не подорвал позиции польской национальной валюты.

По данным 2019 года, которые опубликовало Американское агентство Conway Analytics, Польша является пятой в мире по объемам привлечения иностранных инвестиций в рэнкинге Global Best to Invest 2019. Инфляция держится на уровне 2,9%, а безработица не превышает 4%. И это при том, что Польша – единственная страна ЕС, где уже несколько лет подряд не урезались социальные программы и в то же время вопреки мировым трендам произошло снижение пенсионного возраста.

Итак, попробуем обобщить факторы, которые вызвали экономический подъем в странах, близких к Украине по одному или нескольким компонентам социально-экономической типологии. Все проанализированные выше государства очень отличаются друг от друга и по структуре реального сектора экономики, и по стартовым позициям в начале реформ. Но все они имели схожие с украинскими болевые точки. Каждая по-своему бралась за их системное лечение и достигла в этом соответствующего успеха.

Так, даже несмотря на диаметральное расхождение исторической генетики Великобритании и Украины, в наших кейсах есть выразительная схожесть: огромный объем государственных активов и дотационных отраслей экономики.

Еще больше тождественного в сравнении экономического опыта Польши и Украины, которые из-за интеграции территорий шли бок о бок последние четыре сотни лет с небольшим «гэпом» длиной в четверть века. Но за это время, с 1919 по 1945 год, образовалась целая пропасть, сказавшаяся на характере социально-экономической структуры современной польской и украинской наций, обусловившая общественный запрос на реформы и ценностный код национальных элит.

Итак, в целом ключевые инструменты, которые привели к радикальному улучшению благосостояния граждан в рассматриваемых странах в кратко- и среднесрочной перспективе, выглядят следующим образом: