Под конец 2019 года в Театре на Подоле состоялось самое оригинальное театральное событие года в украинской столице – «Тело театра на ужин». Это перформативная лекция критика Виктора Вилисова и спектакль «Дуб Майкла Крейг Мартина» режиссера киевского театра «Мизантроп» Ильи Мощицкого, где в главной роли выступил случайный человек из зала. По задумке авторов, проект должен был «радикально вскрыть современное искусство». Удалось ли реализовать задумку, рассказывает Mind.
Лекционно-перфомартивная часть. Виктор Вилисов – 23-летний питерский театральный критик и блоггер, создатель паблика «вилисов постдраматический» (8000 подписчиков), телеграм-канала (4000 читателей), а также автор бестселлера «Нас всех тошнит: как театр стал современным, а мы этого не заметили». Эта книга – о том, какие бывают современные театры в мире, и почему, например, там играют немало обнаженных актеров.
Свою лекцию он начал с того, что стал общаться с публикой при помощи текста на экране (белые буквы на черном фоне): «Кто сидит на балконе, может пересесть в свободные места в партере». Потом появилась и виртуальная маска Вилисова: блондин в очках. Коммуникация пошла.
Перфоманс был такой: «Что вы ожидаете от современного театра? Любые два человека могут выйти сюда и взять микрофон». На сцену стали выходить парами. Было нескучно – публика в зале реагировала живо. Прозвучали две любопытных реплики на тему о том, что может «оживить» современный театр? Это «когда он будет посильнее впечатлений от вырванного зуба» и «там надо раздеваться и умничать – заниматься интеллектуальным стриптизом».
Затем шла «лекция без лектора»: она, собственно, продолжалась через экран: текст, картинки и отрывки из постановок.
Вилисов показал видео со спектаклем-перфомансом на пермском заводе под названием «Мазараша». Запомнилось два эпизода, перекликающиеся с репликами на сцене. 1. Эпизод с видео-артом, когда с экрана мужик кричал: «Мне зуб удалили!» 2. Некое подобие оргии, но все участники были синие: то ли от освещения, то ли от холода – дело было ранней весной. А, возможно и от того и от другого.
Основная мысль лекции: старые патриархальные театры отжили свое. Западный театр с 1960-х годов развивается в связке с перфомансом. Это и есть правильный путь. «В гонке за правдой жизни театр провел сотни лет, но последнее время он ее проигрывает другим жанрам: кино, телевидению, медиа. И пытается сейчас догнать, чтобы сделать главным действующим лицом зрителя».
Виктор Вилисов призывает к воплощению так называемого «горизонтального театра – театра для каждого. Любой, кто там участвует, может взять свободы – сколько хочет». Два главных тезиса лекции: первый – необходимо разнообразие театров, второй – активное вовлечение зрителя.
«Дуб Майкла Крейг Мартина». На сцену вышли два «виновника торжества» – Виктор Вилисов и худрук киевского театра «Мизантроп» Илья Мощицкий.
Словно подтверждая тезис Вилисова, он сказал, что рождение спектакля произойдет сегодня прямо на глазах у публики – на главную роль режиссер возьмет обычного зрителя из зала. И добавил: спектакль его называется «Дуб Майкла Крейг Мартина», потому что он соединил пьесу британца Тима Крауча «Дуб у дороги» и концептуальную инсталляцию «Дуб» (1974) английского художника Майкла Крейга Мартина, где он призывает считать дубом стакан воды.
«Кто хочет сыграть?» – спросил Илья. Поднялось девять рук. «Теперь опустите те, у кого есть театральное образование». Из оставшихся Илья выбрал крупного бородатого мужчину (как потом оказалось – это был архитектор Александр).
Далее режиссер дал ему листочки с текстом, а часть оставил себе. Действующих персонажей на сцене двое. Начал Илья так: «Я – режиссер. Ведущий. Мне 35 лет. У меня вот такая взъерошенная прическа», – провел он себе по волосам. – «А ты – небрит. Твои губы потрескались. Тебе 46 лет. Зовут тебя Алекс. Ты – отец. У тебя двое дочерей». И вдруг: «Я убил твою дочь. Будучи за рулем, сбил твою старшую дочь на машине. И уехал с места происшествия».
Далее мы узнаем, что отец-учитель решил, что душа его дочери переселилась в дуб у дороги, где произошла автокатастрофа. Он угадывает черты своей девочки Анны в дереве. И хочет постоянно его обнимать. Для него дочь как бы жива. А супругу беспокоит его психическое состояние. При этом сама она не спит ночами из-за произошедшего.
Бэкграунд. На минутку прервемся, чтобы читатели поняли, из каких составляющих соткан проект Мощицкого.
Английский драматург Тим Крауч – автор и режиссер пьесы «Дуб у дороги», написанной более десяти лет назад. Каждый показ – импровизация. Крауч встречается с актером, который будет играть роль отца, за час до спектакля. Однако в пьесе Крауча заданы более внятные условия, чем у Мощицкого. Убийца девочки – гипнотизер. Встречается он с отцом убитой просто потому, что тот пришел к нему на сеанс гипноза – за психологической помощью.
Что касается инсталляции «Дуб» концептуалиста Майкла Крейг-Мартина – это стакан воды, находящийся в галерее «Тейт» в Лондоне. Текст к нему объясняет, почему этот стакан, по мнению художника, является дубом. Основная идея работы отсылает к католической вере, которая говорит, что хлеб и вино превращаются в тело и кровь Христа. А Крэйг-Мартин утверждает, что стакан и вода могут превратиться в дуб. «Фактический дуб физически присутствует, но в форме стакана воды», – написано у Майкла. Крэйг-Мартин рассмотрел произведение искусства так, чтобы показать, что основной элемент здесь – это вера художника в его возможности утверждать нечто, и способность зрителя принять то, что он скажет».
Илья Мощицкий перенес эту веру (точнее, концепт веры) на дуб у дороги: ведь отец девочки верит, что это его погибший ребенок – как и зритель, что перед ним дуб в виде стакана.
Но это не вера, а скорее профанация веры. Однако, что дает эта профанация?
Второй акт действа. Далее режиссер читал многие реплики за сценой в микрофон, а наш актер-любитель, у которого наушник – повторял за ним. Режиссер требовал, чтобы не было никакой театральщины. Произносить реплики нужно естественно. Архитектор неплохо справился с задачей.
Ведущий подвергает «отца» достаточно жестким испытаниям. Он вспоминает американский цикл анекдотов о мертвых младенцах в духе: «Хуже чем раздавить младенца – это соскребать его с шин». Затем «отец» должен представить себя по колено в грязи. Ведущий предлагает ему очиститься – ритуал омовения ног.
Но, по большому счету, эту грязь и проблемы создал сам ведущий – невольный убийца Анны – 16-летней девочки, которая в наушниках от плеера переходила шоссе.
Переживает отец. Переживает его жена. А убийца – нет. Вокруг него странная, несколько искусственная зона отчуждения: он не несет никакой ответственности – ни моральной, ни юридической.
Мощицкий сказал, обращаясь к публике, о его актере-любителе: «В нем два человека – один вызвался на сцену, чтобы развлечься и получить новый опыт. А другой потерял ребенка, чтобы понять, как дальше жить. Мы можем выбрать, за кем из них наблюдать?»
Например, автору этого материала было интереснее всего наблюдать за образом режиссера – ведущего-манипулятора. Потому, что он – источник ситуации и он ее развивает в нужном для себя направлении.
В финале ведущий и «отец» сидят с закрытыми глазами – медитируют на фоне экрана, где мы видим кинохронику с десятками ДТП. И цифры статистики: «120 млн человек ежегодно погибают в автокатастрофах».
Звучит восточная музыка.
«Проснись. Проснись!» – требует Илья. Алекс открывает глаза. Музыка останавливается. Занавес. Аплодисменты.
Обсуждение. После спектакля состоялась небольшая дискуссия – с теми, кто пожелал остаться.
Я спросил у Ильи Мощицкого: «Почему у вашего героя такое особое положение – он вне ситуации, которую сам и создал? Он никому не сочувствует. Все, что он сказал об убийстве девочки, – «Я вышел из машины, она лежала рядом. У нее музыка лилась из плейера». При этом он «прессует» еще одну жертву происшествия – ее отца. Хотя все его проблемы создал именно ваш персонаж. Почему он не несет ответственности?». – «Но это же постмодернизм», – кратко ответил режиссер.
Ага, то есть надо все это воспринимать, как элементы игры. Хотя игра поднимает немало серьезных вопросов, но ответов на них не дает.
А вот на вопрос худруку «Мизантропа», что лично ему было важно в этом спектакле, он ответил четко: «То, что я сумел управлять непрофессиональным актером и мы вместе создали спектакль на ваших глазах». То есть смысл – в четком управлении, на грани манипулирования.
Безусловно, Илье Мощицкому удалось поставить спектакль с человеком из зала. Шокирующий местами текст был так выстроен, что это стало возможным: зрителю достаточно было принимать предлагаемые обстоятельства.
Но вот в сравнении с оригиналом «Дуб у дороги» становится яснее, что персонаж режиссера – гипнотизер-убийца – несет ответственность: по ходу пьесы он после аварии утрачивает дар внушения. Илья зачем-то убрал этот важнейший социальный момент (хотя профессию отца – учитель – оставил). Важнее сути действа для него была его форма: процесс режиссирования-манипулирования.
Что касается тональности и содержания постановки, то она близка к американскому фильму по Стивену Кингу «1408»: там герой-писатель попадает в некую дьявольскую комнату отеля, где множество постояльцев ушли из жизни при странных обстоятельствах – ему нужно провести там сутки. Однако комната 1408 воспроизводила на экране телевизора болезненную для него тему – смерть дочери и переживания по этому поводу его и жены, доводя героя до исступления.
А в плане провокативности действо Мощицкого близко британскому фантастическому телесериалу «Черное зеркало» (2011 – 2019), где ситуации подаются настолько шиворот-навыворот, что часто возникают вопросы к моральной стороне дела.
В ближайшее время в Киеве, как сказали организаторы, спектакль-эксперимент «Дуб Майкла Крейг Мартина» не будет повторяться. Но театр «Мизантроп» в новом году готовит три премьеры, о которых сообщит на своем сайте и странице в Facebook.