Выставка-перформанс художника Савадова – диагноз Украине

Тотальный карантин, вызванный угрозой коронавируса, оставил в прошлом громкие художественные мероприятия и другие многолюдные культурные события. И пока граждане привыкают к новой реальности и ищут, чем бы заполнить свой досуг в условиях осознанной самоизоляции, Mind решил вспомнить выставку, вызвавшую большой ажиотаж в художественной тусовке во время своего открытия и имевшую все шансы стать знаковым вернисажем зимы-весны 2020 года, если бы не тревожная эпидситуация.

На «социальный перформанс» украинского художника номер один Арсена Савадова в арт-центр М17 зрителей явилось более тысячи. Среди них мелькали селебрити из разных сфер: художник Сергей Поярков, скульптор Олег Пинчук, кинорежиссер Семен Горов («Последний москаль»), актер Алексей Тритенко («Черный ворон»), куратор «Мыстецького Арсенала» Александр Соловьев, политики Борислав Береза и Николай Княжицкий – в общем, публика пестрая.

«Голоса любви». На четырех стенах одного из залов галереи транслировался фильм-перформанс «Голоса любви» (бюджет, по словам автора, порядка $90 000, фильм делался для Венецианской биеннале, но туда отправился другой проект), где Савадов реконструировал концерт Мэрилин Монро в Корее перед американскими военными в 1954 году, перенеся действо на украинские военные базы (снималось на взлетных полосах территории завода Антонова в Киеве и на Донбассе – в Попасной и Дебальцеве).

Роль Мэрилин исполнили российская оперная певица Мария Максакова и певец EL Кравчук. В Корее Монро вдохновляла американских солдат. «Мы смогли развернуть 5000 солдат и заставить их поверить в наш сон», – сказал художник. Отметим для себя слово «сон» – ключевое для творчества мастера.

Проект производит двойственное впечатление. С одной стороны – да, масштаб есть. И провокационность идеи Савадова ясна – Мария Максакова, политическая эмигрантка из России, вдова застреленного в Киеве экс-депутата Госдумы Дениса Вороненкова, поет «Черемшину», вдохновляя этим украинских солдат на подвиги. Однако полторы тысячи радостно пляшущих украинских солдат в кадре под «Черемшину» символически скорее отражают следующую ситуацию: Украине в принципе не до боевых действий, проблема с войной на востоке страны должна решиться сама собой, пока все пляшут и поют. Максакова на бронетехнике – полностью нейтрализует функцию последней.

В духе действа перед экранами стоят противотанковые рогатки в натуральную величину, сделанные в виде картошки фри из «Макдональдса». Такие «противотанковые рогатки» поедают «диванные патриоты» во время сетевых полемических битв.

«Мэрилин – это символ свободы», – говорил Савадов. Добавим – американской свободы. Но в каком виде  досталась она нам? Украинская «Монро» уже несколько располневшая, с накаченными ботоксом губами, поющая высоким голосом «древний» советский хит. В таком виде это напоминает патриархальное исполнение, звучавшее из каждой радиоточки полвека назад. От такого абсурдного микса несколько не по себе.

Но Максакова – все-таки женщина (не лишенная обаяния). А на что может вдохновить, переодетый в Мэрилин певец EL Кравчук? Не достался ли нам от американской свободы ее травести-эрзац? Это все выглядит не оммажем свободе, а жестким диагнозом сегодняшней ситуации в стране.

Добавим, что выставка состоит еще из подборки фотографий известных знаковых циклов Савадова (куратор экспозиции Виктория Бурлака): «Книга мертвых», «Мода на кладбище», «Коллективное красное», «Ангелы», «Комедия дель арте в Крыму», «Дневник утопленника». Средняя стоимость фотографий художника $8000 – 10 000 (если речь идет о громадных фигуративных полотнах автора – $30 000– 50 000).

Бэкграунд. Чтобы понять контекст его полотен, нужно окунуться в славное прошлое Савадова-художника.

Первая известность пришла к нему после успеха огромного живописного полотна «Печаль Клеопатры»(1987 год, которое он создал в соавторстве с художником Георгием Сенченко. Два 25-летних «мальчика-мажора» (оба сыновья номенклатурно-благополучных советских художников, словно герои одноименного хита «ДДТ» Юрия Шевчука, гремевшего в то время) нарисовали картину, где верхом на тигре неслась некая крепкая ( а-ля амазонка) дама, сжимая в руках то ли свиток, то ли палочку. Картина произвела взрыв в «Манеже» в Москве. Там же на нее «запал» французский художник Арман и уже в Париже на арт-ярмарке выложил за картину безумные $150 000 (до сих пор это отечественный рекорд неаукционной покупки).

Почему французу так понравилась эта вещь, с которой, как считается, берет начало современное украинское искусство?

Объясним. В Союзе молодые художники бредили творчеством Пикассо и Дали. Но Пикассо, как коммунист, давно был частью соцреализма: широкорукие, грудастые женщины-передовики производства на барельефах киевских НИИ и универсамов сделаны непосредственно под его влиянием. А вот сюр Дали оставался наиболее революционным для наших творцов.

На полотне «Печаль Клеопатры» – некая дама в эротично облегающих кожаных доспехах, несется на тигре по пустыне на фоне гор. Женщина, тигр и «подсознательный» пейзаж – взяты с картины Дали «Сон, вызванный полетом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения». Только море осушили, оставив пару ракушек. Куб – тоже из реквизита сюрреалистов. А женщину одели и посадили на хищника.

Если московские концептуалисты издевались над бытом советского гражданина (Кабаков, Пригов и т. д.), то киевские мыслили архитипически и мифологически (Киев – город с древней историей): они замахнулись на знаковые вещи. Раньше на имперских конных монументах ( от царской империи – до советской) возвышались мужчины (Долгорукий, Суворов, Хмельницкий, Петр I, Щорс, Чапаев , Котовский), а здесь дама с монументальным лицом (почти как у киевской «Родины-матери») оседлала грозного хищника, как героиня фильма «Укротительница тигров». Конь – слуга, тигр – коварное существо. Клеопатра – соблазнительница, манипулирующая мужчинами-имперцами. Зеленый цвет неба на полотне – цвет земной, женской любви.

«Печаль Клеопатры» ознаменовала собой смерть соцреализма (который исповедовал папа Савадова – иллюстратор, оформлявший «Малую землю» Брежнева) при помощи элементов классического сюрреализма и рождение первого постмодернистского холста.

Киевское трендовое течение последующих пяти лет – трансавангард – породила именно эта дама на тигре, стремящаяся в сторону Запада (по иронии судьбы французы больше ее с тех пор и не выставляют).

Спуск в ад. Запад услышал тигриный призыв: в Украине появился фонд Сороса «Возрождение». В середине 1990-х он выделял сотни миллионов долларов (потом источник иссяк), но для поддержки актуальных направлений арта: перфомансов, фото, видео.

Наш герой переключился на эти жанры. В 1997 году с соросовскими долларами отправился на Донбасс – снять в балетных пачках шахтеров. Концепт: балерины и шахтеры были при СССР в привилегированном положении. Шахтеры опустились на социальное дно и приезжали в Киев – стучать касками в знак протеста. На фото социально уничтожаемые шахтеры красуются в балетных пачках. Это выглядит и противно и трагично. Крах советского гегемона.

На экспозиции многое представлено из этого самого известного фотоцикла Савадова.

В том же 1997 году украинский фотограф Борис Михайлов (о его грандиозной выставке в Пинчук-центре Mind писал в прошлом году) выдал «Историю болезни»: фото бомжей в студии. И тот проект и другой – смесь нищеты и гламура (вчитайтесь в название – «Донбасс-Шоколад»). Если формула творчества Михайлова – тело – секс – смерть, у нашего героя близкая, но несколько иная – секс – смерть – сон. Савадов изначально более мистичен, что видно по его живописным сюрреалистическим картинам, которые он часто называет «снами».

Однако почувствовав общественный резонанс от социальных фотоэкспериментов, Савадов совсем отходит от живописи, сосредоточившись на постановочной фотографии. На сюрреалистическом полотне можно изобразить любой абсурд, но он там не шокирует в отличие от фотосвидетельств. Нарисованный в балетной пачке шахтер – так не берет, как настоящий, снятый в забое или черно-голым в раздевалке.

Сон (в том числе сюрреалистический) – маленькая смерть. Но что тут «маленькая», когда кругом была разлита «большая»: гибель советской империи и старых общественных формаций.

Савадов отправляется на место встречи мертвых и живых – на кладбище. В проекте «Мода на кладбище» (1997) манекенщицы демонстрируют дорогое черное белье на фоне реальных похорон. Кощунство? Конечно. Подрыв устоев? Несомненно! Это уже не просто демонтаж некогда возвеличенной шахтерской профессии, а попытка сорвать покров сакральности с древнего ритуала похорон.

По версии Савадова: он хотел показать силу смерти и призрачность гламура. Однако впечатление от этих снимков несколько иное. Полуголые сексуальные «хищницы» в черном белье, призывно глядящие в объектив, не проявляют интереса к чужому горю. Человеческое им чуждо, они словно ангелы смерти равнодушны к людским страданиям.

В 1998 году мастер делает фотоцикл «Ангелы» с татуированными голыми и мрачными мужиками с крыльями за спиной. Один из них недвусмысленно тыкал кукиш в сторону креста на Георгиевской скале на мысе Фиолент – явно богоборческий жест.

Невозможно не вспомнить серию образов, которую в 1990-х создала в фильмах украинского режиссера Киры Муратовой Рената Литвинова – тоже некие ангелы смерти. «Морг – это хорошо. Прохладно», – рассказывает один из таких персонажей – медсестра в исполнении Ренаты, делясь удовольствием, которое испытывает, глядя на лица трупов во время вскрытия.

Поэтому не удивительно, что следующий свой «социальный перформанс» Савадов сделал непосредственно в морге – царстве мертвых.

Савадовская «Книга мертвых» – это групповые и одиночные фотопортреты трупов в морге, где имитируется предметами быта некое подобие жилья: младенец на детской машинке, старик сидит в кресле под торшером. Автор их живописно располагает, играя в них, словно в куклы. Название проекта каламбурно постмодернистки обыгрывает тибетскую священную книгу.

Что он доказывает? Что жизнь – призрачна, главный герой сегодня – Смерть, и уже без маски. Духа здесь нет и быть не может. Мертвые по определению испустили дух. (Хотя тибетская «Барда Тодол» – как раз о путешествии человеческого духа после смерти.)

Вечность эстетики. Савадов, как постмодернистский художник, изначально следовал идее смерти. «Печаль Клеопатры» ознаменовала смерть соцрелизма. «Донбасс-Шоколад» – смерть шахтеров как привилегированного класса. «Книга мертвых» – физическая смерть. Без надежды на воскрешение? Не совсем.

Савадов, как творец с блестящим образованием (всегда самодовольно подчеркивающий этот нюанс), верит в эстетическое бессмертие. К примеру, он обожает Джотто, а живописный мир последнего прекрасно существует, спустя 800 лет после физической смерти его автора. Именно поэтому Савадов располагает трупы в позах, как на известных живописных холстах – эстетика его билет в «вечность». Поэтому он часто называет свой шокирующий проект «прекрасным» с эстетической точки зрения. Моральный, религиозный аспекты он игнорирует.

Но зрителей, надо сказать, эта эстетика не «грела»: даже на презентации «Голосов любви» большинство гостей экспозиции, прихлебывая вино из бокалов, повернулись спинами к этой огромной фотографии, чтобы не портить себе настроение.

Религия и искусство. Савадов любит утверждать, что территории религии и искусства не пересекаются. А он, дескать, занимается исключительно территорией искусства, где вытворяет, что вздумается.

Заметим, это очень спорное утверждение, ведь художниками созданы сотни, тысячи полотен на религиозные темы или сделаны для церквей непосредственно. Стоит вспомнить того же Джотто, которого Савадов «цитирует» в своих полотнах.

В «Книге мертвых» Савадов добрался до порога смерти, за которым люди исчезают. Поэтому и страшно: люди на снимке как бы есть, но их уже нет – они мертвы. Совсем немного пройдет времени до их полного физического исчезновения. Это – нулевая точка.

И что-то в этой концепции не устраивало самого художника, порождая тревогу.

Именно после «Книги мертвых» Савадов, по его словам из интервью, крестился. Значит, одной эстетики ему для внутренней опоры оказалось маловато. Почему? Да потому, что смерть, чью силу он так виртуозно доказывал, не предполагала наличие рая, как награды за труды. Эта концепция лежит только в основе религиозного взгляда на мир.

После ада (скотобойня, шахта, морг) Савадов отправился в свой любимый земной рай – в Крым. После апокалипсических циклов «Последнего проекта» и «Кокто» он делает легкий и игривый проект «Комедия дель арте в Крыму» (2012). Арлекины, коломбины, лестницы, море.

Савадов точно угадал обожаемую Киевом и Украиной форму: буквально все искусство здесь пронизано этим сытым итальянским жанром. Половина самых успешных столичных театральных постановок несут отпечаток дель арте. Лучший украинский театральный режиссер Дмитрий Богомазов – мажет своих актеров белым гримом.

Но Савадов, как великий и ужасный постмодернист, не мог не напомнить своим шутам и красоткам о смерти – он снимает их на фоне раскрытой акульей пасти. Пасть «одолжена» у формальдегидной акулы британского художника-миллионера Дэмьена Херста – у знакового постмодернистского произведения.

Коломбины и арлекины у Савадова – настоящие, а челюсть акулы – фанерная. И она не пугает: игра в постмодернизм завершилась. Тоже и в проекте «Дневник утопленника» – та же фанерная акулья челюсть на фоне речки кажется декорацией спектакля, который закончился.

«Голоса любви» с Максаковой и EL Кравчуком – не о любви, а о растерянности. Этот «карнавал» выглядит инфернально на фоне солдат: это не рай, это – ад, вывернутый наизнанку. Комедия дель арте в рамках новой реальности перестала работать. Что это за новая реальность?

Метамодерн. В 2010 году голландские философы Тимотеус Вермюлен и Робин ван ден Аккер объявили начало новой эпохи – метамодерна. Все ждут новой искренности и мифологии, утверждающей жизнь, а не смерть – как происходит в фильме «Аватар» (2009), который разделил старые и новые времена.

Из фотохудожников в русле новой парадигмы работает Елена Шейдлина, у которой 4, 5 млн подписчиков в инстаграме: она примеряет на себя новые мифологические образы: инопланетянка, морское чудовище, девочка-великан, которой лифчиком служат облака, летящие с гор. Это магия, которой быть визуально убедительной помогают цифровые технологии.

Конечно, Савадов почувствовал новые мировые тенденции и в последние годы вернулся к живописи, чтобы не фальшивить в фото. Но пока его очень талантливые фантазии в живописи воспроизводят все те же открытия, которые он давно сделал: сюрреализм, умноженный на поп-арт. Нужен новый импульс.