Фотовыставка года: раздетые бомжи как luxury-бренд

Грандиозная выставка «Запрещенное изображение» в PinchukArtCentr самого известного на Западе украинского фотографа – 81-летнего харьковчанина Бориса Михайлова – продолжает вызывать немалый интерес в околохудожественных кругах. Поглядеть на его провокативное искусство, созданное за полвека, продолжают стекаться толпы иностранцев, студентов и просто зевак.

В двухгодичной подготовке экспозиции участвовали три державы: Германия, Франция и Украина. Экспозицию разделили на две части: персональная выставка «Запрещенное изображение» Бориса Михайлова занимает два этажа Пинчук-центра, а на третьем – работы его последователей из Харьковской школы фотографии под общим названием «Пересекая границу».

Посетителей привлекают снимки пролетариев, купающихся в мутном водоеме, глупейшие физиономии солдат – отличников боевой и политической подготовки, «гламурные» фото обнаженных бомжей и самого автора – великого и ужасного – Бориса Михайлова, который в неглиже пытается как можно повыше метнуть искусственный фаллос. У потока посетителей, в основном, две реакции на его работы: смех или ужас.  Равнодушных нет.

Mind решил разобраться в нюансах творчества, которое вызывает такой ажиотаж.

Бэкграунд. Харьковский классик концептуальной фотографии Борис Михайлов (род в 1938-м) снимал с 1960-х годов, работая инженером. Первая выставка – конец 1960-х. Снимал ню и сцены из повседневной жизни, иронично подавая образ простого советского человека. В возрасте 58 лет решился на переезд в Берлин, получив в 1996 немецкую стипендию DAAD. В одном из интервью прокомментировал свое решение так: «Защищать надо свои картинки, показывать, стараться раскрутить, книгу сделать, говорить, что это важно».

Защитил, раскрутил.

Его выставки проходили в MoMA (Нью-Йорк), Музее современного искусства Sprengel Museum (Ганновер), Художественном музее (Берлин), Музее Стеделийк (Амстердам), Кунстхалле (Цюрих), Фотомузее интертур, Музее современного искусства (Рим), Институте современного искусства (Бостон), Saatchi Gallery (Лондон).

Михайлов стал лауреатом шведской премии Hasselblad Award (2000) – это 1 млн шведских крон ($100 000). В 2013 году серия его фотографий «У земли» (сцены обнищания советских обывателей) на аукционе «Сотбис» была продана за $83 000 – рекорд для украинской фотографии (в среднем его работы оценивают от $10 000). В 2015 году в Германии он получил  Кайзеровскую арт-премию, у которой нет денежного фонда, но она является очень престижной. До него из постсоветских деятелей искусства ее лауреатом был только художник-концептуалист Илья Кабаков (1998) – и это неслучайно: у мастеров много общего.

Илья Кабаков (род. в 1933-м в Днепре) тоже получил стипендию DAAD, только в 1988-м. В возрасте 56 лет  эмигрировал в Нью-Йорк. Художник снискал себе славу так называемыми тотальными инсталляциями вроде «Человек, который улетел в космос из своей комнаты» (1986) или «Туалет» (1992), показывающими унизительный быт советского человека: коммуналки, грязные общественные уборные и т. д., которые контрастируют с достижениями СССР как государства.

Кабаков – «чемпион» по ценам среди постсоветских творцов – в 2007 и 2008 годах он продал две свои картины за $4,1 млн и $6 млн: Западу льстило узнать, какими, оказывается, жалкими в быту были недавние идеологические противники.

Михайлову настоящую популярность на Западе принесла серия «История болезни» (1997), где он снимал харьковских бомжей: в студии и на улице – документальные свидетельства деградации на постсоветской территории.

Изнанка советской действительности.  На экспозиции в PinchukArtCentr представлены знаковые циклы фотографий Михайлова: «Красная серия» (1968–1975), «Соц Арт» (1975–1986), «Соленое  озеро» (1986), «Коричневая серия» (начало 1990-х), «Синяя серия» (середина 1990-х), Foto Zeit Salzau (1996), «История болезни» (1997–1999), «Я не я» (2003), «Футбол» (2003). А также видео «Искушение смертью» (2017–2019).

Михайлов – специалист по исследованию «изнанки жизни». Когда в 1960–1970-х советский агитпроп культивировал величие «простого человека», Михайлов доказывал обратное: как он жалок и глуп, что видно по нелепым лицам и фигурам из «Соц-арта», беспорядочно бредущим на первомайской демонстрации.

Советскую реальность бывший инженер Михайлов препарировал и пародировал, сделав иронический перевертыш: выдавая низкое за высокое, как художник-дадаист Марсель Дюшан, назвавший писсуар «фонтаном».

Формула Михайлова, его «три кита»: тело, секс, распад. Движение от одного к другому пронизано энергией тотальной насмешки. Например, емкое фото из «Красной серии», где симпатичная советская девушка сидит на красном знамени, задрав юбку и соблазнительно раздвинув ноги.

«Двойник» Михайлова в литературе – писатель-концептуалист и классик соц-арта Владимир Сорокин – подобный эпизод показал в фильме «Москва» (2000), снятый по его сценарию: герой накрыл подружку географической картой России и занялся любовью  с ней через карту, надорвав бумагу на месторасположении российской столицы.

Озерный Вавилон. Серия «Соленое озеро» (1986) – это груды полуголых тел отдыхающих, которые производят двойственное впечатление: и грустно, и смешно. Своеобразный пир телесности: сотни людей, девушек и бабушек, детей и стариков, парней и зрелых дам купаются и валяются в посреди грязи, труб, велосипедов. Пляжный Вавилон. Они не стесняются друг друга. Мясная возня, отдых для бедных.

В 1996 году после переезда в Германию Михайлов, видимо, хотел чем-то поразить немцев. Этим «чем-то» должна была стать серия из пяти больших снимков  Foto Zeit Salzau, снятых на парковом озере возле замка Зальцау. Обнаженная супруга фотографа Вита Михайлова, обращенная к зрителю голой пятой точкой, почти по-балетному изображает лебедя, который, собственно и плавает невдалеке. Этот полиптих – чуть ли не единственное изображение, где Михайлов пытается «делать красиво». Но получился вульгарный лубок, на грани пошлости. Мастер явно не силен в «красоте». Взрыва не произошло, Михайлов просто сделал приятное своей музе и супруге Вите. «Тело+секс» получилось, «распада» не хватает.

Неутешительный диагноз. И вот фотограф приезжает на родину и делает цикл, который стал пиком «распада» – это серия с бомжами «История болезни» (1997–1999). Фотограф снимал их на «натуре» и в студии. Зачем-то, по «старой» привычке, он их просил и раздеваться. И, как признавался, за позирование платил.

Михайлов не льстил «моделям», показывая их очень подробно. Опустившиеся люди на его снимках гордо демонстрируют свалявшиеся лобки, шрамы, татуировки и беззубые рты. Фотограф словно любуется этими персонажами, но не сочувствует им как, допустим, Максим Горький героям своей пьесы «На дне». Фотографа эти персонажи интересуют как энтомолога – насекомые. Страсть – в их коллекционировании, но не в них самих. «Я не могу сказать, что мне интересны именно люди. Меня больше интересует ситуация, в которую они попали. Я не журналист. Люди интересуют меня только внешне», – говорил мастер.

Многие критики обратили внимание, что некоторые сценки и позы бомжей напоминают евангелические сюжеты. Например, в одной из сцен, где то ли пьяного, то ли «под кайфом» парня волокут двое «коллег» – мужчина и женщина – все это напоминает сцену снятия с Креста. Но здесь большая разница: Иисуса ждало воскрешение, а героя этого снимка – скорее всего – наоборот.

Более того, религиозный аспект в этих фото получился как бы случайно, как в одном из интервью рассказал сам Михайлов: «Инсценировок как таковых не было. Было пятиминутное общение, за которое сложно придумать что-то оригинальное. Признаю, возникает ощущение некоторых религиозных постановок. Но, надо заметить, что когда мы начинали снимать, бездомные легко принимали религиозные позы. Они отказывались при камере заниматься любовью, говорили «нет», но моментально принимали религиозные позы – они как будто уже существовали у них внутри».

То есть, когда Михайлов хотел совсем их опустить до уровня «насекомых», чтобы снять их во время совокупления, в этих людях неожиданно просыпалось достоинство, которое к тому же носило религиозный оттенок. Почему? Можем только предположить, что в чем-то положение бездомных сродни положению юродивых, и первые волей-неволей начинали играть библейские роли. Да и, возможно, у нищих был опыт собирания милостыни возле храмов, что привносило в их мировоззрение оттенок религиозности.

США и Европа максимально растиражировали «Историю болезни», видя в этом политический момент – свидетельство деградации постсоветского человека. Автор получил свой особый статус: его недолюбливают на родине, но ценят и знают на Западе.

Отчасти все это относится и к художнику Илье Кабакову, с которым очень дружен Михайлов.

Памятник себе. На фоне бомжей и раздетых старушек, игриво глядящих в объектив, сам Михайлов на своих автопортретах смотрится аристократом: импозантный усатый мужчина с орлиным носом, высоким лбом и проницательным взглядом. В серии «Я не я» (2003) он в обнаженном виде принимал отнюдь не евангельские позы, а пародировал известные скульптуры, придавая им несколько непристойный оттенок.

Но в заключительном на выставке десятиминутном видео Михайлова «Искушение смертью» – очень жесткие аналогии и ассоциации на тему секса и смерти. Они в его творчестве наиболее выразительно иллюстрируют  третью часть михайловской формулы «распад».

Хотя фотографу еще далеко до того, до чего в этом отношении дошли его последователи. Их работы мы видим на третьем этаже PinchukArtCentr: это кровавые фантазии на тему садо-мазо, сдобренные черным юмором. Как на одном из масштабных фото, где лежащий на кровати обнаженный парень с множественными ранами, разукрашенным под вампира лицом и «будничной» надписью: «Я собираю чемодан, мне нельзя отступать. Разминаю папиросу, смотрю в потолок. Мама, я узнал свое утро». Но мать родная, как говорится, вряд ли узнает сынка.