Кирилл Кашликов: «Количество выпускников театральных вузов намного превышает реальную потребность в актерах»
Режиссер и актер театра – о проблемах профильного образования в искусстве и о том, чему может научить удачно исполненная постановка

Кирилл Кашликов – режиссер театра русской драмы имени Леси Украинки. Но для новой постановки был приглашен в театр на Подоле. Сейчас он тщательно изучает пьесу ирландского драматурга Брайана Фрила «Переводы». Театр на Подоле решил обратиться к ней, поскольку сюжет отчасти перекликается с сегодняшними политическими процессами в Украине и одновременно затрагивает вечные человеческие ценности.
Mind поговорил с режиссером о будущей премьере, а также затронул философские и мировоззренческие темы определения актера и цели живого действа на сцене, – почему именно этот вид искусства ценно несравним с другими?
– Кто такой режиссер, по вашему мнению?
– «Режиссер», в нашем случае «театральный режиссер» – это человек, который ставит спектакли. Хороший режиссер ставит хорошие спектакли, плохой, соответственно, плохие.
Дальше открывается широкое поле для дискуссии на тему «что такое хорошо и что такое плохо», и главное, кто и по каким критериям это определяет.

С моей точки зрения, базовыми являются два фактора: уровень профессионализма и масштаб личности самого режиссёра; общий уровень культурного и экономического развития общества, в котором данный режиссер проживает.
Если уровень развития общества находится на отметке «добыть средства на пропитание» – это один уровень критериев. Если общество перешагнуло эту отметку и двинулось к отметке «формирование духовного, культурного кода нации» – это другой уровень.
– Тарковский говорил о том, что людям интересно, что у вас внутри. Рано или поздно придется рассказать свою историю, или так и оставаться «иллюстратором чужих идей».
– Если проецировать мысль Тарковского на театр, то получится, что режиссер при помощи драматургического текста рассказывает СВОЮ историю. Согласен целиком и полностью.
– Насколько отечественные профильные вузы готовят будущих режиссеров и актеров к настоящим ролям?
– Вопрос сложный и не имеет простого решения. Проблема подготовки специалистов для театра, безусловно, существует. Очевидно, созрела серьезная необходимость в театральной реформе. Кто и как будет ее реализовывать, пока непонятно, но то, что в ней есть необходимость, я думаю, ни у кого не вызывает сомнения. Такое количество выпускников театральных вузов, которое существует сегодня, намного превышает реальную потребность театров в актерах.
И это только верхушка айсберга. Мы сейчас не обсуждаем качество обучения актеров, потому что это болезненная тема. Но то, что такое количество выпускников просто элементарно не найдет себе работу, при тенденции сокращения больших коллективов государственных театров, совершенно очевидно.

Возможно, стоит найти самых лучших специалистов в области театрального образования и сократить количество набираемых курсов. Но курс не может состоять из 30-40 человек. Насколько я помню, 15-18 – это максимальное количество студентов на актерском курсе.
Режиссер – это, вообще, штучная профессия, 3-5 человек набор. Появился нездоровый крен в сторону коммерциализации театрального обучения. С одной стороны, объективно, коммерческое образование – это финансирование института. Это необходимо для обеспечения жизнедеятельности вуза. А с другой стороны, это бумерангом бьет по качеству. Не может педагог, даже с командой, обучить 30-40 человек – это нереально.
– А как вы относитесь к альтернативным курсам от вчерашних выпускников театральных вузов, где может присутствовать еще пару актеров-величин?
– Я не знаю, зачем это надо.
– Бодров, Ступка. Они были без актерского образования...
– При наличии таланта может помочь счастливое стечение обстоятельств. Если талант попадает в профессиональные руки талантливого режиссера, то возникает большой артист. Думаю, что для Богдана Ступки таким человеком был Сергей Данченко.
– Условно, сколько спектаклей надо поставить, чтобы преподавать режиссуру?
– Можно поставить 100, а можно 5. Можно снять 100 фильмов, а можно как Макдонах, три. И каждый новый фильм – определенный этап в жизни. «Шестизарядник» – «Оскар», «Залечь на дно в Брюгге» – премия BAFTA, «Три билборда…» – «Оскар».
– Некоторые режиссеры говорят, что легче взять человека с улицы, чем актера, которого научили кривляться в вузе. Но если смотреть наперед, видно же, где получится артист, а где нет?
– Можно только предположить, что из абитуриента с хорошими данными получится хороший артист. Но для начала нужно увидеть такого абитуриента. Насколько я помню, в старых театральных школах было всего три критерия при наборе студентов: темперамент, амплуа и голос.

Хорошие педагоги дают ремесло: чтобы артиста было видно, слышно и понятно, что артист говорит на сцене. Вот на что направлена работа в мастерской. Педагогов, которые умеют это делать, на самом деле, не так много.
– Каким должен быть спектакль, какие составляющие (например, социальная или политическая) должны присутствовать, чтобы охотнее получить финансирование, но и импонировали творческому видению режиссера? Работает ли этот баланс?
– К своему счастью, я не сталкивался с ситуацией в которой мне необходимо было вносить изменения или что-то искусственно добавлять в концепцию спектакля, чтобы получить финансирование на постановку.. Думаю, что корректировки, внесенные под давлением обстоятельств или конкретных людей, а не возникшие естественным путем в процессе рождения спектакля, на пользу спектаклю не пойдут.
Хотя опыт прошлых лет говорит об обратном... Лучшие спектакли Г. Товстоногова, М. Захарова, А. Эфроса рождались именно в борьбе с цензурой и под тотальным идеологическим давлением.
– Что вас лично мотивирует заниматься режиссурой в Украине?
– Давайте переформулируем – заниматься театром.
– В афише вы же будете указаны, как режиссер.
– Ну, потому что человек, который выполняет такую работу, называется режиссер. Для меня Товстоногов режиссер. Резникович, Данченко, Захаров. Не просто потому, что они ставят или ставили спектакли. У них мышление режиссерское. Фоменко, Эфрос, Додин. Это режиссеры. Я люблю театр и выбрал этот путь, а его частью являются постановки спектаклей.
– Вы их зачем ставите, чтобы люди становились умнее, критически мыслящими?
– В результате, да, я верю, что настоящий театр способен разбудить в человеке способность к сочувствию, состраданию, если эти качества по каким-то причинам «задремали».
Но первый, главный импульс, который определяет мой выбор – мой личный. Меня должна «зацепить» история. И дальше самое для меня интересное – не результат даже, а сам процесс рождения спектакля.

Первые репетиции каждой новой постановки я начинаю примерно с одной и той же фразы: «Это путешествие изменит нас всех». И для меня это самое интересное в театре.
– А почему бывает так, что и зритель – в идеале – проходит этот путь потом во время спектакля и становится другим, а бывает, что не «цепляет». Какие ключевые факторы?
– Театр прекрасен тем, что все на сцене происходит «здесь и сейчас». Это магия. Представляете, приходит 700 человек. Все по-разному прожили этот день. Кто-то в конфликте. Кто-то в радости. Каждый «на своей волне». И выходят на сцену 5-7 человек, которые должны настроить весь зал на одну, единственно важную в этот вечер «частоту» сегодняшнего спектакля.
Существует мнение, что первые десять минут зритель будет смотреть все, потому что он пришел в театр.
– То есть первые 10 минут ключевые, которые должны «зацепить» зрителя?
– Да. Берем за основу, что спектакль хороший. Главное – запустить процесс обмена энергией. Не важно, какую историю по жанру вы рассказываете. Вы энергетически работаете с залом.

Тембры и атмосфера создают поле. Если удастся запустить этот процесс, зритель включается в историю. Если включается, возникает «эффект присутствия»: зрители вместе с персонажами проживают историю и, возможно, в результате совместных эмоциональных потрясений (актерских и зрительских), возникнет катарсис. Когда это происходит, становится очевидным, что по силе эмоционального воздействия никакой другой вид искусства даже рядом с театром не стоит.
– Почему репертуар украинских театров часто неоригинальный? Почти в каждом есть «За двумя зайцами» в той или иной интерпретации. Мало читают режиссеры?
– Начнем с того, что хорошей настоящей драматургии не так много. Именно поэтому режиссеры часто обращаются к пьесам, прошедшим «испытание временем», к так называемым «классическим текстам». Выбор репертуара напрямую зависит от личности режиссера. От масштаба личности, личность режиссера определяет выбор репертуара. Личность актера – уровень исполнения. Все взаимосвязано.
– Можете ли вы назвать общие черты ваших спектаклей?
– Общие черты, конечно, есть. Узнаваемость стиля... Но как бы я его определил – не знаю. На данном этапе я не думаю об этом, я не задумываюсь, отличаюсь ли я от кого-то и чем. Вот захотелось поставить «Ромео и Джульетту». «Чем будете удивлять?» – спрашивают. «Ничем», – отвечаю. Пьеса бралась не для того, чтобы удивить, а потому что сошлись обстоятельства, мне очень захотелось рассказать эту историю. И в театре появились люди, способные это сделать.
– Какие пьесы мечтаете поставить?
– Я не мечтаю. Пьесы находят меня сами. Конечно, есть так называемый «портфель пьес», но это очень условное понятие. Выбор пьесы во многом зависит от момента времени, в котором этот выбор осуществляется. Я же не мечтал «Переводы» поставить. Я просто не знал о существовании этого текста.
С одной стороны, это не делает мне чести, а с другой стороны, это счастье, что я не знал, кто такой Фрил раньше. Потому что только в этом возрасте можно по-настоящему понять, кто такой Брайан Фрил. Это интеллект в каждой строчке. Обратная сторона Макдонаха, кстати. Образность, многослойность, метафоры. Настоящая великая притча о людях на все времена.
– «Переводы» Брайана Фрила – это спектакль, над которым вы сейчас работаете. Если коротко, о чем это произведение и о чем оно лично для вас? В чем актуальность сюжета?
– Если коротко, ирландка и англичанин влюбляются друг в друга, не зная языка друг друга.
Пьеса описывает период, когда Великобритания присоединила Ирландию к себе. Задачей англичан было создать карту местности. В том числе переименовать ирландские географические названия. Но проблема в том, что ирландцы не владели английским, хотя были достаточно образованными. Фермеры, например, могли знать латынь, немецкий, греческий, французский. Но не знали английский, так случилось.
Кроме того, топонимы имели для них большое значение, потому что это история.

Это драматургия высочайшего класса. Сюжет в данной пьесе – не главная, а вспомогательная движущая сила. Для меня эта история о людях, живущих в эпоху глобальных перемен. История о том, как эти перемены влияют на судьбу каждого конкретного человека и на жизнь общества в целом. О выборе, о человеческом достоинстве и о любви. Где черта, переступив которую, ты теряешь себя?
Можно застрять во времени и жить только прошлым, можно оторваться от корней в стремлении к прекрасному будущему и в погоне за этим абстрактным понятием потерять свой «ментальный код». Нам необходимо привести в согласие наше прошлое с реальностью и взять в будущее только лучшее – человеколюбие и взаимоуважение. У Черчилля есть высказывание, которое точно попадает в тему нашего будущего спектакля: «Народ, забывший свое прошлое, утратил свое будущее». В этой истории нет «плохих» и «хороших». Это история о людях, таких же, как мы с вами.
Если вы дочитали этот материал до конца, мы надеемся, это значит, что он был полезным для вас.
Мы работаем над тем, чтобы наша журналистская и аналитическая работа была качественной, и стремимся выполнять ее максимально компетентно. Это требует финансовой независимости.
Станьте подписчиком Mind всего за 196 грн в месяц и поддержите развитие независимой деловой журналистики!
Вы можете отменить подписку в любой момент в собственном кабинете LIQPAY, или написав нам по адресу: [email protected].