Наталья Лебедева: «Если джазмен – не импровизатор, это не джазмен»

Имя Натальи Лебедевой – символ и знак качества украинского джаза. Который существует в основном вопреки социальным, культурным и экономическим обстоятельствам и во многом – именно благодаря самой Лебедевой. Впрочем, о проблемах Наталья говорит бегло, явно не желая в очередной раз топтаться по непроходимым участкам отечественного музпроцесса.

Все, что джаз, Лебедева способна доходчиво объяснить. Даже такие сложные вещи, как мышление джазмена и его главные отличия от музыкантов других жанров. Она с большим воодушевлением говорит о своем недавнем проекте – джазовой обработке музыки Баха, уже прошедшем «обкатку» в интернациональном составе в Австрии. Сейчас это ее любимое детище, которому принадлежит этап студийной записи.

В рамках Alfa Jazz Fest Наталья Лебедева, немецкий трубач Ханс Питер Салентина и лучшие украинские музыканты сыграют новую программу по мотивам музыки Фредерика Шопена. О Шопене, «на котором растет вся польская музыка», она отзывается с огромной нежностью. Так обычно родители говорят об обожаемых детях, которые превзошли все их ожидания. Проект будет представлен на любимой украинской площадке пианистки – площади Рынок во Львове.

За что она любит эту сцену, о детях и скрипичном дуэте Two Violins, с которым пианистка работала несколько лет, а также о том, с чего начался джаз в ее жизни и как начать слушать эту музыку, если до сих пор не сложилось, Mind поговорил с Натальей Лебедевой накануне главного отечественного джазового фестиваля.

– Наталья, когда стало ясно, что вы – джазовая пианистка, а не академическая? Как это было? Пронзительный миг, решение, процесс?

– Это случилось в сознательном возрасте, когда я начала слушать джаз. Началось с пластинок. Слушала и ощущала, что это моя музыка, потом понеслось. Была мысль сменить инструмент, поиграть на гитаре. Но в итоге все-таки поняла – пианино. Джаз нигде не преподавали, он отсутствовал как таковой. Не было педагогов, учебников, ничего не было.

– Был один учебник популярный. Игорь Бриль, «Школа джазовой игры на фортепиано». Помните его?

– Я его листала, конечно. Всем интересовалась, что было доступно. Училась в вечерней школе имени Стеценко. Там был отдел джаза. Потом училище имени Глиера. Но в основном, саморазвитие. Слушали музыку на бобинах, замедляли их, на слух снимали ноты. Все было технически сложно, не то, что сейчас – огромное информационное поле, большое количество полезных школ и мастер-классов в интернете.

– Сотворяли себе кумиров или обошлось?

– Их было несколько. Однозначно, Бил Эванс, Кит Джаррет, Херби Хенкок, Джон Колтрейн, позже – Чик Кориа, Пэт Метини. Кто из красивых джазменов попадал в уши, тот и становился кумиром. Трудно выделить кого-то одного. У каждого исполнителя – своя вибрация. Сегодня тебе может быть близка одна, завтра – другая. Выбор музыки связан с живым внутренним процессом, с настроением, эмоциями.

Здесь практически не может быть зацикленности, закостенелости. Если музыкант говорит, допустим, что он фанат Кита Джаррета, хочет быть похожим только на него, у меня возникает много вопросов. Джазмен – это, в первую очередь, человек, способный впитывать, переваривать катастрофическое количество информации. И в этом потоке он занят поисками себя, своей мысли, своих высказываний.

– Один из ваших «идолов» Чик Кориа не раз давал концерты в Киеве. Какие ощущения в этой связи?

– Ощущения такие – «ух!». Слушать музыканта нужно, конечно, вживую, чтобы в одном с ним пространстве, так сказать, онлайн, пережить всю палитру эмоций. Если у меня есть возможность, я и в другие города и страны езжу. Это всегда очень важно, концерты – это магия.

– Кстати, о магии на концертах. Молодой и модный композитор пианист и Тигран Амасян, который в конце марта выступал в Киеве, – важный для вас исполнитель?

– Да, наконец-то мы его услышали. Все музыканта города, по-моему, были на его концерте в Киеве. Это джаз сегодняшнего дня.

– В чем его принципиальное отличие от джаза времен Кита Джаррета?

– Это более высокие технологии. Музыкальные идеи расширились географически и расширились очень колоритно. Джазовая музыка, как я уже говорила, имеет свойство впитывать. Музыканты не могут не впитывать то, что звучит вокруг. Электронику, это влияние есть, его мы никуда не денем. Новые тембры, звуки, технологические возможности, включая компьютер. Этнику, интонации, с которыми музыкант живет. Во всех этих контекстах мы можем говорить о Тигране, об израильтянине Авишае Коэне, который будет на Alfa Jazz Fest, и многих других современных джазменах.

Джаз сейчас стилистически очень разнообразен. Этим и отличается от того, который я слушала в юности.

Фото: Козаченко Александр для mind.ua

– Амасян – армянин. Коэн – израильтянин. При глобальном расширении и взаимопроникновении музыкальных идей, корректно ли сегодня говорить о европейском джазе? Или географические границы уже не имеют значения?

– Европейские традиции – это большое влияние академической музыки, классики. Это совсем не то, чем является джаз американский. Европа – это другие технологии, другие интонации, другая подпитка.

– Говорят, музыкант живет так, как играет. Джаз влияет на вашу личность? Или вне занятий музыкой, в быту, вы ничем не отличаетесь от академического музыканта?

– Если говорить с большими внутренними поправками на контексты, то джазовый музыкант свободнее. Очень часто он должен самостоятельно решать что играть, как играть, от чего оттолкнуться. Может вдохновиться совершенно неожиданными вещами. Может свободнее развивать музыкальную мысль. Но я преклоняюсь перед импровизирующими классиками. В академическом мире, действительно, есть музыканты, способные играть классику в рамках своего стиля.

– Существует штамп о снисходительном отношении исполнителей классики к джазменам. Дескать, импровизировать может кто угодно, а ты по нотам сыграй.

– Встречается, но я не отношусь к таким вещам серьезно. Ни для кого не секрет, что Моцарт, Бах иже с ними были великими импровизаторами. Что есть среди исполнителей такие, у которых внутри живет композитор. Каждый год выпускается огромное количество студентов с академическим образованием, далеко не каждый способен отойти от текста и сыграть произведение в своем стиле. Нужна харизма, талант. Но если этого нет, классику все равно можно играть, можно быть прекрасным иллюстратором и состояться как музыкант. А вот если джазмен не является импровизатором, это не джазмен.

– Каково свободному джазмену в Украине?

– Это очень сложный вопрос. Про политическую ситуацию я не хочу говорить, я не политик. А то, что касается музыкальных сложностей… Думаю, они общекультурные. Музыкантам любых жанров легко в Украине не живется. В Европе, кстати, тоже.

– Для джазистов хоть что-то меняется в лучшую сторону? Количество слушателей джазовой музыки заметно выросло в последние годы.

– По сравнению с тем, что было 10 лет назад, может быть, стало интереснее. Джазовую музыку уже признают как класс. Проходят фестивали, есть артисты, они гастролируют. Народ узнал, что это такое. Правда, обычные люди джаз нередко путают с каверами – когда в клубах исполняется нечто снятое музыкантами с известных версий, и все думают, что это джаз. Это заблуждение публики, которая еще недостаточно воспитана.

– Как воспитывать публику в стране, где нет джазовых традиций?

– В первую очередь, хочется пожелать всем внутренней культуры, чтобы она рождалась в каждом музыканте и в каждом зрителе. В культуру нужно вкладывать средства, ее нужно одевать, ее нужно кормить. Считать, что музыканту в кайф играть плохо одетому, почти бесплатно и на дешевых инструментах – большое заблуждение. Никто, ради того, чтобы быть голым и босым, не будет учиться и, тем более, не будет оставаться в Украине.

– Ваше имя – знак самого высокого качества джазовой фортепианной игры в нашей стране. Как лично вы воспитываете свою публику?

– Нельзя идти на поводу у нее, нельзя подстраиваться под то, что ей всегда нравится. Понравиться ты можешь за деньги на корпоративе, сколько угодно, закрывшись за дверьми, не называя это фестивалем или концертом. На фуршете, где люди пьют, общаются – там ты можешь нравиться и исполнять каверы. Это вопрос зарабатывания денег, одна сторона медали.

Вторая сторона – это лично твоя музыка и лично твои мысли по поводу джаза и своего творчества. Нельзя подстраиваться под публику, но и нельзя играть, не учитывая, что ты должен отдать эмоции. Нельзя играть самому себе под нос, тут зарыта основная проблема. На джем-сейшне можно играть для себя. Джем-сейшн – это клубная тусовка по интересам для музыкантов. Если людям это близко, то, пожалуйста, сели с пивом и слушают, а не нравится – встали и вышли, это нормально.

На концерте, даже играя самую умную и концептуальную музыку, музыкант играет для публики. Мы должны быть очень искренни и открыты внутренне, мы должны донести людям свою любовь к этой музыке и свое удовольствие, которое мы получаем, играя эту музыку. Это не вопрос содержания – публика не понимает, какие мы ноты нажимаем. Но она способна почувствовать отдачу, энергию. Что ты даешь, то и получишь взамен. Это такая штука, что ее объяснить словами просто, а почувствовать очень сложно. Поэтому нам нужны выступления, фестивали, концерты.

– Взаимоотношения музыканта и слушателей – магия. Какими органами чувств вы ее ощущаете?

– По-всякому бывает. Бывает контакт случается сразу, и ты это чувствуешь, а бывает, нет. Бывает тяжелая публика, как говорит Леша Коган: «Бетон пила». А бывают очень отзывчивые люди. Бывает, что играешь нечто сложное, чего явно никто не понимает, а зал в экстазе. Это все тонкие грани, о них говорить не имеет смысла, лучше играть.

– На поводу у публики идти нельзя. А если вы ей что-то предлагаете, а она не берет? Раз, два не берет. Что тогда делать? Менять репертуар? Настаивать на своем?

– Зал нужно чувствовать. У музыканта должен быть интеллект, чтобы не только чувствовать, но и понимать. Организаторы концерта тоже должны отдавать себе отчет, что, куда и зачем они везут, что хотят этим сказать и какой хотят получить фидбэк. Есть сцены по умолчанию располагающие. Одна из таких – площадь Рынок во Львове. Там пойдет все, там собирается разный народ: любопытствующие, фанаты, друзья, меломаны, музыканты, и кто-то всеяден, а кто-то от нечего делать пришел. Фидбэк будет для любого проекта. Кому-то любопытно посмотреть, какие поляки приехали, какие израильтяне приехали; кому-то нравится саксофон – придет и будет ждать саксофон любого качества, но чтобы саксофон вышел, такой изогнутый. Правда!

– Есть еще какие-нибудь чудо-площадки в этом мире?

– Самая интересная площадка, на которой мне посчастливилось недавно играть, – современный зал Венской филармонии. Он невероятный по акустике, он перестраивается по-разному, как трансформер. Там шикарно настроенный рояль, совершенно адекватный звукорежиссер, который понимает все и сразу, ему можно ничего не говорить. Такая зона комфорта – звук. В Украине очень часто бывает зона дискомфорта, когда ты приезжаешь на какой-нибудь фестиваль, не будем показывать пальцем, а человеческого саунд-чека нет, потому что весь саунд-чек звукорежиссеры борются со своей аппаратурой. Я не музыкантов имею в виду, а звукорежиссуру. В этом смысле у нас еще процесс становления.

– К вопросу о процессах становления. Не секрет, что молодые отечественные музыканты стараются поступить, выучившись здесь, в Австрию, Германию, Польшу ,Америку и реализовываться там…

– На то есть две причины. Первая: джазовый музыкант хочет получить больше информации, больше контактов, открыть свое поле общения и это нормально. Вторая: в Украине, в принципе, делать особо нечего. Я не хочу слишком жестко выражаться по этому поводу, но это правда.

– Вы упомянули, что и в Европе нелегко.

– В Европе тем, что ты хорошо играешь, тоже не проживешь. Люди там ищут возможность зарабатывать не только музыкой. Но при этом оставляют за собой возможность выступать, куда-то поехать. Насколько я знаю, преподавание достаточно хорошо оплачивается. Что можно хотеть от украинских музыкальных школ, если там низкие ставки? За копейки прогрессивные молодые музыканты не станут с удовольствием работать. Тут начинаются всякие печальные нюансы, о которых я не хочу говорить.

– Давайте о хорошем. Вы несколько лет работали с детским скрипичным дуэтом Two Violins. Теперь дети выросли, от дуэта осталась одна скрипка, Илья Бондаренко. Вы продолжаете с ним взаимодействовать?

– Да, дуэт распался. Жизнь есть жизнь. Сейчас у этого проекта другое значение, хотя изначально он был веселый и прикольный, очень детский. Но дети вырастают и принимают свои решения. С Илюшей мы только что ездили в очень хорошую гастрольную поездку в Австрию, в Вену. Второй скрипкой был взрослый итальянец, ритм-секция была из Австрии. Замечательный проект, я им очень довольна и его очень люблю.

Фото: Козаченко Александр для mind.ua

– Вы занимались джазовой аранжировкой Баха, играли с детьми такой невероятный материал. Не страшно было?

– У меня был этап страха. Более того, у меня был этап негодования, когда мне предложили это сделать, я сказала: «Вы что, ребята, с ума сошли? Какой из меня Бах в джазе?». Постепенно я вошла во вкус. Сейчас дописала двойной ре-минорный концерт. Осталась довольна и счастлива, что дописала вторую и третью часть. Теперь мы играем полностью обработку «Двойного концерта ре минор», все три части и все шикарно. В аранжировке достаточно много самого Баха осталось. Этот проект мне больше всех других моих собственных нравится.

Наш Бах уже выехал в Австрию и весьма удачно, как мне кажется. Если судить по отрывочкам из видео, звучит не по-детски, а довольно-таки зрело.

– Сложно играть любимый проект с незнакомыми музыкантами?

– Смотрите, сейчас я рассуждаю, как джазмен. Мне интересно любое неожиданное сотрудничество, любая неожиданная комбинация личностей. Она может дать новые и свежие краски. Я не говорю, что у нас в Украине плохие музыканты и не с кем играть. Но если вы играете все время с одними людьми много лет подряд, то наступает момент, когда уже нечего друг другу сказать. Импровизационное взаимодействие идет на уровне эмоций, даже на уровне человеческих отношений. Это в музыке проявляется.

Здорово, когда получается сотрудничество, коллаборация с музыкантами, которые тебя не знают, и ты их не знаешь. При условии, что они профессионалы, всерьез воспринимают происходящее, понимают, что именно нужно сыграть. И при условии, что их энергия направлена в данный момент не на зарабатывание денег. И что через два часа нет какой-то другой репетиции (как у нас это обычно), а через три часа нет корпоратива в другом конце города. Это все очень важно.

– Как часто у вас бывают моменты профессионального счастья?

– В Австрии мы оказались заперты в доме. Внезапно похолодало, выйти было нереально, мы сидели в помещении и репетировали. Это был такой ценный момент! Никто ни на что не отвлекался, все были заняты только проектом и жили только моментом. В итоге получилась действительно музыка.

Я думаю, что каждый музыкант с удовольствием бы испытал такое чувство. Когда можно отойти от повседневной суеты, от забот, уехать и уединиться с музыкой и с другими людьми, которые в этой музыке тоже с тобой. Это очень хороший отдых. При всем уважении к украинским профессионалам, сама жизнь и ее организация в стране такова, что все постоянно в большой запаре. У тебя расписан календарь, и каждый день что-нибудь отвлекает от главного. Необходимость зарабатывания денег – это самое печальное. Я сейчас не крамолу говорю?

– Вы правду говорите.

– Не будем жаловаться – грешно жаловаться исключительно на государство, на Украину. Я думаю, что так живут многие музыканты во всем мире. Нам нужно научиться концентрироваться на чем-то одном. Я знаю по себе, мы не умеем концентрироваться. Мы параллельно делаем все сразу. Можем сидеть в Facebook, отвечать на сообщения, реагировать на звонки и решать профессиональные задачи.

Это неправильно. Мы постоянно находимся в поверхностном состоянии по отношению к главному – к музыке. У европейцев более размеренная жизнь, особенно в маленьких городах. Они более защищены социально. Человек может внутренне сосредотачиваться на чем-то более важном, чем быт, нехватка средств, отключение воды и света.

– Давайте сосредоточимся на джазе. В преддверии Alfa Jazz Fest что можете посоветовать людям, которые хотят слушать джаз, но не умеют? С чего начать учиться?

– Я бы посоветовала метод «тыка». Открывается поисковик и пишется: джаз. Не нравится ссылка – закрываем, открываем следующую. Нравится ссылка, идем дальше по этому исполнителю. Перебираем все, что лежит в YouTube. Как только что-то понравится, будет понятна струя, период, жанр. Большой оркестр или соло; дуэт или небольшое комбо, Бог весть, что может быть. Джаз очень разный, категорически разный, он просто архимногообразный. Может, понравится сразу авангард, а традиционный Луи Армстронг – нет. А может быть ровно наоборот.

– Критерий один: нравится-не нравится?

– Да, не стоит подвергать это анализу. Музыка – такая субстанция, которая на уровне ощущений воспринимается, не на уровне интеллекта. Если нет вибраций по отношению к звучащему полю, бессмысленно объяснять, что такое музыка. Нужно прийти на концерт и подключиться к энергетике, в первую очередь. Посмотреть, как руки, губы, глаза музыканта живут, как это все работает и воспроизводит. Пойти на какой-то джазовый концерт, солянку, бесплатный open air, джем-сейшн, просто потусоваться. Это может испугать, может отвратить, а может и понравиться.

– На Alfa Jazz Fest вы везете новую программу. Что это будет?

– Сыграем проект, который создан по мотивам музыки Фредерика Шопена, гениального польского композитора, прекрасного лирика, романтика и человека, в общем-то, непростой судьбы. Я сделала аранжировки для трио, на состав с трубой, саксофоном и вокалом. В записи альбома принял участие Ханс Питер Салентин – прекрасный немецкий трубач. 26 июня на площади Рынок мы будем играть этот проект, Ханс Питер тоже приедет. Заменой в сравнении со студийным составом будет Сергей Юзвик – амбициозный, энергичный, молодой барабанщик. В 15:00, 26 июня, площадь Рынок. До встречи!