Сергей Лозница: «Хочу, чтобы зрители прочувствовали весь ужас того, что происходило в 1941-м в Бабьем Яру»

29 и 30 сентября Украина чтит память жертв Бабьего Яра. Сотни людей несут цветы к мемориалу. Не остаются в стороне и первые лица государства. 

Обращаются к этой трагической теме и люди искусства: известный украинский режиссер Сергей Лозница, с 2001 года проживающий в Берлине, собирается снимать полнометражную документально-художественную ленту «Бабий Яр». Проект уже подан на питчинг, для съемок отобрано 90 локаций во Львове и Харькове.

Из Харькова, где Лозница был занят осмотром потенциальных мест для съемки, недавно он приезжал в Киев для получения Госпремии имени Александра Довженко за свой остросатирический фильм «Донбасс» (2018). Ранее лента была отмечена премией в Каннах на конкурсе «Особый взгляд» (второй по значимости конкурс после основного). В украинском прокате фильм собрал немного – 1,9 млн грн (при бюджете 71, 3 млн грн).

После вручения премии Mind поговорил с режиссером о его творческих планах, восприятии украинской кинопродукции на родине и за рубежом, цивилизационных испытаниях Украины и специфике прочтения истории на разных этапах.

«Донбасс» больше собрал зрителей во Франции, чем в Украине»

– Как вы объясните, что «Донбасс» не собрал большую кассу у нас в стране?

– Знаете, кто-то недавно картину разместил на YouTube, и у нее уже более 300 000 просмотров. И каждый день прибавляется несколько тысяч.

– А может, причина невысокой посещаемости в кинотеатрах в том, что это «сатирическое зеркало» слишком беспощадно?

– Чтобы люди шли в кинотеатры нужно: а) чтобы кинотеатры были в нужном количестве;  б) чтобы там показывали такие фильмы. Хотя, конечно, кинотеатры стремятся крутить те картины, которые железно принесут кассу. А что касается «зеркала», то я могу сказать: да, это непростая  лента. Здесь нет моей прямой позиции, но можно догадаться, кому я сочувствую. К сложным фильмам зрителям нужно быть подготовленными. А для этого надо иметь развитую киноиндустрию. И развитого зрителя. «Донбасс» больше собрал зрителей во Франции, чем в  Украине.

– На Западе воспринимают нас как «зверинец»?

– В цивилизованных странах так не относятся к другим людям – там все-таки есть уважение.

– А вы знаете, что известного харьковского фотографа Бориса Михайлова, который, как и вы с нулевых годов живет в Берлине, тоже недолюбливают на родине и ценят на Западе?

–  А я дружу с Борисом Михайловым (улыбается), и у нас в этом смысле много общего. Проблема – в том, что здесь на 100 лет задержка в развитии. А может и больше. Дело не только в Советском Союз, царская Россия тоже была отсталой по отношению к Западной Европе – в силу того, что тут  позднее «проснулась» цивилизация.

Это отставание чувствуется. На Западе Михайлов воспринимается как художник, а не как критик и изобличитель пороков, что в корне неправильно. Это просто у него художественная натура такая (главные герои – бомжи, алкоголики, асоциальные граждане. – Mind). Он в первую очередь  – художественное явление. Вот, например, когда я сделал фильм «Майдан» (лента получила Гран-при на фестивале фильмов о правах человека в Нюрнберге в 2015 году. – Mind) – я не ожидал такой реакции здесь, когда половина зрителей фильм отвергла. 

– Потому, что вы не героизировали Майдан?

– Да, ведь это концепция позапрошлого века – героизация, романтизация.  Мы живем в другое время. И смотрим на вещи иначе, по-иному структурируем. Хотя есть места, где развитие задержалось. При чем я не имею в виду государства или нации. Речь идет о крупных городах, где всегда «варится» что-то культурное.  И я не могу сравнить такой мегаполис, как Нью-Йорк, с таким мегаполисом, как Киев. Пока во всяком случае.

– Но вам приятно было получить Госпремию имени Довженко?

– Для меня большая честь получить первую в своей жизни государственную награду. Я благодарю за нее Комитет по премии Довженко и президента Украины Владимира Зеленского, который скрепил это решение своей подписью. Я благодарен своей команде, которая делала фильм «Донбасс», – это несколько сотен человек:  продюсеры нескольких стран, оператор, звукорежиссер, мои дорогие актеры.

Я счастлив, что картина получилась. И это мой первый фильм, который я сделал при поддержке Украины за всю мою 24-летнию профессиональную деятельность и 25 картин. Последние пять лет ситуация изменилась в лучшую сторону – я стал сотрудничать с Госкино. Депутаты приняли закон о кино. В результате всей этой деятельности, включая мою картину, Украина появилась на кинокарте мира. И недавняя победа Владимира Васяновича с фильмом «Атлантида» в Венеции – тому свидетельство. Хотелось бы, чтобы выстроенная система сохранила свою жизнеспособность.

«Общий бюджет фильма «Бабий Яр – 5 млн евро»

– Сергей, расскажите подробнее о вашей новой работе – художественно-документальной ленте «Бабий Яр»?

– Работа идет полным ходом. Я только приехал в Киев из Харькова, осматривал там локации. Сценарию «Бабьего Яра» – шесть лет. Последние полтора года идет активная подготовка к фильму: поиски финансирования, работа с киноархивами. Найдены 90 локаций в Харькове и Львове. Мы сейчас подали документы на питчинг. Ждем результата – финансирования со стороны Украины. Общий бюджет фильма – 5 млн евро. Уже подключились три продюсера: французские – Марианна Слот (продюсер Ларса фон Триера. – Mind), Карин Леблан и украинский – Сергей Лавренюк. Через месяц у нас подача документов в европейский кинофонд Eurimages.

В Европе можно собрать 2,5-3 млн евро, но так как потратить их я должен в Украине, то дело усложняется. Мне предлагали снимать в другой стране и на английском языке – я отказался. Хочу сохранить язык, лица, аутентичность. Это будет эпопея об этом месте, и большая часть бюджета будет потрачена в Украине. Поэтому наши партнеры, крупные европейские игроки,  ждут отсюда подтверждения, что питчинг нами пройден. В любом случае мы планируем начать съемки в июне следующего года.

«Бабий Яр» я воспринимаю как дело своей жизни»

– Вы часто говорите, что документальное кино снимаете, как художественное, а художественное – как документальное. Будет ли и в этой картине что-то новое в плане стилистки?

– Нам удалось найти уникальные киносвидетельства, и на этот раз мы попытаемся снять в стиле операторов того времени, фильм будет черно-белый. Это будет игровое кино, максимально приближенное к хронике. Я хочу, чтобы зрители пережили весь ужас того, что случилось в нашем городе. Это важная тема и серьезная ответственность, которую мы все на себя берем.

«Бабий Яр» я воспринимаю как дело своей жизни. Все мои предыдущие картины, в том числе «Донбасс» – это как бы подготовка к этому фильму. Стилистика ленты будет своей документальностью близка к «Донбассу».

– Что было самое парадоксальное из того, что вы нашли в кинохронике?

– Многие вещи оказались не такими, какими мы их себе представляли.  Я не нашел документального подтверждения минирования немцами Киева. Это неправда, хотя было когда-то написано на табличке в центре города: «Крещатик был взорван немецко-фашистскими оккупантами». И Успенский собор был взорван не оккупантами.  Он был взорван советскими минерами.

Есть много фактов, которые скрывались. И по разным причинам о них говорить не хотят. Советская власть разгоняла людей, которые приходили почтить память жертв Бабьего Яра в конце сентября. В фильме будет много найденной нами документальной хроники.

– Вас не пугал этот материал? Нормально спали?

– У меня, как у доктора, делающего операцию, имеется внутренняя защита. Это часть профессии. Но меня беспокоит эта история в художественном смысле.

«В трудных ситуациях главное – оставаться человеком»

– Есть ли у вас некая основная линия, которая идет через все ваши фильмы?

– Я вырос и воспитан в иудейско-христианской культуре, как и все западные люди, а Украина – это восточная Европа. Но Библия – это, прежде всего, история евреев.

– А, согласно Освальду Шпенглеру, сейчас завершился «фаустовский период», который он определил в своем бестселлере «Закат Европы» (1918).

– «Фаустовский период» известно, чем закончился, – евгеникой, вивисекцией, и как вершина этого – национал-социалистическое государство, где господствовала святая вера в науку. Коллапс всего этого говорит о том, что человек не может все знать и решать: кому жить, а кому умирать.  Я не делаю различия между национал-социализмом и коммунизмом.

– У вас в фильмах зачастую действует некая тотальная сила, которая ставит людей перед  трудным выбором. Причем то решение, которое принимают герои, – далеко не самое лучшее и не вызывает особой симпатии к персонажам.

– Я снимаю кино о проблемах. Я бы хотел сделать комедию, у меня есть к этому талант, но трагедии меня пока не отпускают – такие как Бабий Яр. Он не дает мне покоя. Но не нужно абсолютизировать кино, жизнь гораздо шире. У меня тоже много родственников, судьбы которых я знаю, они счастливо и легко прожили трагический XX век, не совершив ни одного поступка, который можно было бы им поставить в вину. Они были порядочными и открытыми людьми. Но когда я делаю фильмы, то беру какие-то большие проблемы и фиксирую их, чтобы мы после просмотра могли их обсудить. Когда проблема не схвачена в «клещи» кино – и обсуждать нечего. Вот в этом я вижу свою основную задачу. 

– В дискуссии о природе зла?

– Да, мы должны об этом говорить. У меня есть своя точка зрения, с которой я что-то вижу. У других людей – другие точки. А истина находится в точке пересечения наших мнений. И важно не достижение само по себе, а путь к нему – это нас трансформирует. Вы что-то начинаете понимать благодаря тем шагам, которые сделали. Путь вас толкает к новому размышлению.

– На основании вашего знания о трагедии Бабьего Яра вы можете назвать главные причины, которые к ней привели? Ведь еврейские жители Киева пришли туда добровольно.

–  Дело в том, что эти люди не понимали, что происходит. К этой трагедии привело несколько причин. Красная армия в основном сдавалась в плен, отказывалась воевать – это был саботаж. Тому есть масса свидетельств и доказательств, включая цифру в 3,5 млн пленных. Это говорит о полном незнании противника. Потому что, после того как они сдались в плен добровольно, их начали уничтожать.

То же самое можно сказать и о мирных жителях, которые хлебом и солью встречали немцев в Киеве и надеялись, что Гитлер принесет освобождение. В частности, в Украине была надежда, что Гитлер восстановит национальное государство, как это было здесь в 1918 году. Была иллюзия, что им будет комфортно существовать в качестве немецкого протектората.

Но не будем забывать, что здесь было совершенно разрушено социальное общество, царило недоверие друг к другу. В таком обществе немцам было несложно сделать то, что они сделали: суть немецкой идеи состояла в том, чтобы при помощи вивисекции и отбора создать нового, совершенного человека, уничтожив то, что мешает, и способствуя росту того, что они считали «правильным». На стыке этих идей здесь все и случилось. Я уже не говорю об утопической идее Германии – завоевать такую огромную территорию. Если ее и можно частично завоевать, то удержать вряд ли.

Ответ немцам был запоздалым, но мощным, потому что, оказавшись между двух огней, выбирая из двух зол, люди склонны выбирать меньшее. К тому же немцы здесь были чужими – и в культурном отношении тоже. Сталин сыграл на этом. Люди в 1942 году, поняв уже, что происходит, стали оказывать сопротивление.

– Какие решения может принимать человек, оказавшись на стыке всех этих глобальных идей, в эпицентре их столкновения, чтобы они были правильными?

– Такие, чтобы оставаться человеком. Чтобы  потом не было горько и стыдно. У меня в картине есть такие герои, которые придерживаются морали, основанной на иудейско-христианской этике.