Санкции и мафия: как геополитика уживается с преступностью

Система государственного управления в Украине, как и на всем постсоветском пространстве, остается неразрывно связанной с криминалом и теневым бизнесом. Подтверждения этому регулярно всплывают стараниями журналистов-расследователей. Их рискованная работа стала ответом на общественный запрос. Люди хотят знать больше о том, как на самом деле работает «машина власти», куда идут налоги, которые государство с них регулярно взимает, и как выходит, что официальный уровень доходов чиновников заметно ниже реального уровня богатства, который они склонны демонстрировать публике.

Результатом такого интереса стало появление множества свидетельств, что криминал – неотъемлемая часть политических процессов, а организованная преступность – важный общественный институт, который меняется вместе с обществом. Причем это характерно не только для отдельных государств, но и для глобальной политики, в которой особое место занимают санкции – как важный инструмент геополитического давления.

Британский политолог Марк Галеотти с конца 1980-х годов изучает вопросы международной преступности и безопасности, связанные с Россией. Он – один из самых осведомленных западных экспертов, пишущих об этой стране. В апреле прошлого года в издательстве Yale University Press вышла его новая книга «The Vory: Russia's Super Mafia» (в русском переводе «Воры. История организованной преступности в России»).

В этой работе Галеотти раскрывает специфику взаимоотношений организованной преступности и российской власти, которая всегда учитывает политический контекст.

Например, особенность системного криминала в эпоху советского дефицита состояла в том, что криминалитет взял на себя часть экономических функций государства: обширный черный рынок, в массе своей построенный на контрабанде, до некоторой степени восполнявший дефицит. В постсоветское время организованная преступность перехватила и другие функции государства – право на легитимное насилие («крышевание», силовое предпринимательство) и даже отправление «правосудия» (посредничество в коммерческих спорах). Не удивительно, что сегодня, отмечает Галеотти, наблюдается полное сращивание государства и организованной преступности: последняя активно используется в «гибридных» войнах и кибератаках на Запад.

Аннексию Крыма Россией он называет «захватом» и «первой криминальной войной». «Вряд ли в тактике привлечения бандитов в интересах государства во время войны есть что-то новое, однако необычность ситуации состоит в том, что бандиты не просто сотрудничали с властью, а воевали за нее… Вторжение России в Украину осуществлялось не только силами пресловутых «зеленых человечков» – спецподразделений без опознавательных знаков, но и преступниками. Для бандитов вопрос заключался не в геополитике и не в том, что Путин назвал «вопиющей исторической несправедливостью», возникшей, когда Крымский полуостров был передан Россией Украине в 1954 году. Куда важнее была реализация возможностей для бизнеса. С самого начала кампания Москвы против Киева зависела от альянса с локальным преступным миром полуострова», – пишет Галеотти.

«Второй криминальной войной» он называет ситуацию, которая сложилась при поддержке России на Донбассе. Одна из ее характерных особенностей проявилась в таком замечании политолога о действиях Москвы и их последствиях: «Вы нанимаете преступников и авантюристов, вооружаете их, бросаете их вглубь беспорядочного нарастающего конфликта (кстати, проходящего в районе наезженной контрабандной трассы) и обещаете компенсировать все траты во время ведения боевых действий. Вряд ли стоит удивляться, что стычки с вооруженными силами Украины часто начинались без всякого повода – только для того, чтобы потратить, скажем, 10 000 патронов и заявить о том, что было потрачено в два раза больше… Излишки можно было легко и прибыльно сбыть на рынке… На практике возникла ситуация, при которой Москве часто недоставало контроля над своими ставленниками на местах». Это позволяет сделать вывод о том, что «вне зависимости от того, считает Кремль свои действия успешными или нет, следует признать, что на Донбассе мы имеем дело с войной криминальной, а не только с точки зрения международного права».

Также Галеотти обращает внимание, что взаимопроникновение официального и преступного мира в России остается реальным, пугающим и проблемным, а распространение российской организованной преступности в Европе небезосновательно воспринимается в контексте деятельности российских шпионов, диверсантов и агентов влияния. Такое слияние государства и преступности увеличивает риски не только для Москвы. Это несет значительную угрозу безопасности Евросоюза, которая нарастает одновременно с усилением санкционного давления на Россию.

Именно здесь кроется одна из важных, но не вполне очевидных причин, почему страны ЕС предпочитают более осторожную санкционную политику в отношении России, чем США. Любые ограничения всегда способствуют росту теневых сделок и расцвету криминальных контактов. Это подтверждает и новейшая история в Украине, когда экономическая блокада Донбасса привела только к росту контрабанды, но никак не приблизила к урегулированию конфликта.

В Европе, как отмечает Галеотти, опасаются, что усиление санкционного давления на Россию рискует накрыть регион волной гангстерских разборок и приведет к распространению теневого бизнеса. «Россия находится не в лучшем положении для демонстрации статуса великой державы или вызова Западу… Масштабы ее экономики меньше, чем у штата Нью-Йорк… Преступный мир России может серьезно мешать социальному, политическому и экономическому развитию страны, однако может использоваться (и уже используется) как инструмент внешней политики в первой преступно-политической войне в мире», – отмечает британский политолог.

Актуальные рассуждения на эту тему Галеотти постоянно публикует в своем блоге In Moscow's Shadows, в других СМИ, а также высказывается в различных интервью, от The Guardian и Vox до Голоса Америки и «Новой газеты».

Его лучшие цитаты – в подборке Mind.

«Все больше и больше мы видим, как российская организованная преступность за пределами России становится средством в руках государственной власти… Российская организованная преступность в высшей степени предприимчива, она является самой распространенной по всему миру, она повсюду, и это вызывает беспокойство».

«Иногда мафию от бизнеса даже не отличишь: главные мафиози сегодня не «титушки» с наколками, а прежде всего бизнесмены, у которых есть и совсем легальные интересы, и «серые» сделки, а также абсолютно нелегальный бизнес. У представителя криминальной элиты обычно есть какой-то «верный полковник», смотрящий за нелегальной частью бизнеса: «босс» не хочет спускаться в грязные дела, но все-таки хочет владеть и «черными» предприятиями, потому что некоторые из них прибыльные и с ними не связаны никакие угрозы безопасности».

«Можно сказать, что существует договоренность между организованной преступностью и Кремлем: работайте вне зоны видимости граждан, а мы позволим вам спокойно вести свой «бизнес». Это не означает, что российские государственные органы, в том числе федерального уровня, не остаются коррумпированными и что организованная преступность не может ими воспользоваться. Я не говорю о каких-то больших достижениях, но сегодня попросту работают элементарные государственные механизмы: если надо кого-то задержать, государство может это сделать».

«Сейчас происходит очень мощный конфликт между Россией и Западом, и одно из главных полей боя – это операции спецслужб. Мы видим активность российских спецслужб, они сейчас в каком-то смысле очень перегружены работой. Даже, несмотря на их большой размер, есть ситуации, когда им нужны дополнительные мощности и специфические умения. Это как аутсорсинг».

«Русские спецслужбы думают, что вовлечены в войну за место России в мире, что Запад пытается несправедливо сузить и ограничить Россию. Западные спецслужбы так не мыслят, и в мирное время стараются быть более осторожными. Но нельзя сказать, что западные спецслужбы никогда не использовали такую тактику (не привлекали оргпреступность к решению своих задач. – Mind)».

«Главные мафиози сегодня – очень полезная для властей нить, соединяющая криминальный и легальный миры».

«Скорее всего, все лидеры российской мафии живут второй жизнью – жизнью бизнесмена или политика».

«Путин и Кремль в целом управляют с помощью намеков, чтобы люди сами догадывались, чего от них ожидают. Так устроен криминальный мир. Но думаю, это не потому, что эти люди – гангстеры, а потому, что так все работало в советском и российском обществе, и это просто эволюция».

«Опасность нынешнего кризиса между Западом и Россией в том, что он содействует упущенным возможностям. Почти нет областей, в которых Россия и Европа открыто сотрудничают. А ведь Россия – это европейская страна, а не евразийская империя. Сотрудничество в сфере безопасности со всеми европейскими странами, кроме Финляндии, практически умерло. А ведь это та область, где у нас точно есть общие интересы».

«Россию нельзя назвать мафиозным государством. Страной не управляет организованная преступная группа. Государственная власть даже не вполне контролирует организованную преступность. В России существует большое количество коррумпированных людей, но они в настоящий момент находятся в положении, когда над ними находится некто с политической повесткой. И это напряжение между ними будет как-то разыгрываться в будущем».