Анна Надуда: «Если художник способен работать только при условиях финансирования, то это не совсем художник»

33-летняя Анна Надуда начинала художественную карьеру как график – с учебы на графическом отделении Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры. Но, увлекшись скульптурой и инсталляцией еще в студенческий период, сделала себе имя именно в этих направлениях: в 2010 году участвовала с проектом «Прорастание» в конкурсе для молодых художников МУХі, затем работала в резиденциях в Украине, Франции, Швеции и Индии, участвовала в крупных групповых проектах в «Мистецькому Арсеналi», Интитуте проблем современного искусства, фонде «Изоляция», Щербенко Арт Центре и других институциях и галереях.

Сейчас художница работает одновременно над тремя проектами. До 17 сентября в рамках «ГогольFest» в Довженко-Центре можно увидеть инсталляцию «Интроструктура». В киевском Ботаническом саду им. Гришко вот-вот завершится монтаж еще одной масштабной инсталляции «Растение». По грантовой программе от фестиваля Burning Man Надуда создает серию светящихся скульптур. «Раньше у меня были сомнения, возможно ли жить в нескольких проектах всецело, – говорит художница. – Но все они – ростки меня, каждый развивался давно и весьма жизнеспособен. Как бывает в растении, в определенный момент в каком-то ростке больше жизни, какой-то развивается не так активно, укрепляет форму».

Mind встретился с Анной Надудой во время монтажа «Интроструктуры» и поговорил о том, что художнику может дать учеба в консервативной художественной академии, зачем нужны творческие резиденции и какова роль куратора в становлении художника.

–Ты училась на отделении графики в НАОМА. Что тебе дала академия и как ты после ее окончания нашла себя?

– Очень сильно хотела поступить именно в академию, других вариантов не видела. С первого курса начала участвовать в разных фестивалях и выставках – помимо стандартной академической деятельности. Работала много, спала мало, веселилась с друзьями тоже меньше положенного, как мне казалось. Таким образом и начался постепенный путь поиска. Тех, кто мечтает встретить десяток восторженных галеристов, выйдя за стены академии, боюсь огорчить – все немного иначе. Мне кажется, что только внутренняя активность и желание нового могут позволить художнику на начальном этапе набрать максимальную амплитуду для последующего планомерного движения.

«Інтроструктура»

Фото: Александр Заднипряный для Mind.ua

– То есть творчество должно продолжаться и вне стен альма-матер?

– Мы это называли «академка» и «творчак». «Творчаки» мы не выставляли на академических просмотрах. Это то, что ты делаешь для себя. Такое раздвоение происходило, думаю, со всеми в академии. Но кое-что здорово изменило во мне этот устоявшийся на первых курсах бинарный код. В мастерской Андрея Чебыкина нас никто не трогал, свободная графика была действительно весьма свободной. К формированию своей дипломной работы я не подпускала никаких академических консультантов, старалась сделать ее максимально искренне. Мой «творчак» был принят, и я выиграла следующий тур – ассистентуру-стажировку. Заканчивая этот этап, я делала диплом, но был очень насыщенный год (несколько больших проектов в Киеве, мне нужно было уезжать в Париж, готовить выставку). Пришла к Чебыкину и попросилась защищаться на следующий год, так как все офортные медные пластины уже почти протравлены, но закончить и напечатать до защиты я не успею. А он и говорит: «Ничего страшного, мы за вами следим и все знаем, привозите ваши скульптуры, инсталляции, перформансы, или что у вас там, всем этим и защищайтесь!» Это был разрыв шаблона. Молча подняла челюсть с пола и пошла готовиться. За один день свезли из разных мест много работ, сделанных за время резиденции на Сошенко. Защита была отличной, прослезившиеся профессоры восклицали: «Нарешті творчий задум реалізовано на гідному рівні виразності, зі вживанням нестандартних технологій!» Тогда я поняла: не должно быть раздвоения, вся деятельность художника должна идти единым потоком.

А в целом академия дала мне умение усидчиво и внимательно работать и понимание того, что истина в нюансах. Нам говорил один учитель: «Важно не что, а как!» Ведь можно отыскать самую актуальную в современном искусстве тему, просчитать концепцию, но все это не будет иметь смысла, если не научишься, как это сделать. Учителя в Академии дают возможность поработать долго над чем-то одним. Еще не сформировавшийся художник может часами рисовать постановку, и в это время, пока рука рисует, а мозг анализирует форму, где-то внутри должно произойти самое важное. Если этого не произошло, и студент томился на занятиях, думая о пиве с друзьями, – он «стратил». В академии нужно наслаждаться тем, что ты можешь взять только там: рисование гипсов – прекрасно, точной станет рука, «гусеничка» (так мы называли натурщиц с излишним количеством складок) – рисуй ее, медитируй над бренностью бытия, изучай цвет кожи и как под ней располагаются капилляры… Во всем можно найти абсолют – абсолютно во всем!

Например, я очень любила анатомию. Когда проходили отделы позвоночного столба, нужно было рисовать каждый позвонок в разных ракурсах. И вот тогда меня накрыло: ведь каждый позвонок – это настоящий космический корабль с огромным массивом стратегически построенного эволюцией функционала. Просто сидя в академической мастерской, я пережила мистическое прозрение, пришло понимание незыблемой целостности и гармонии сущего.

– Значит, преграды – только внутри?

– Да. Но, конечно, художнику нужно помогать. Например, конкурс МУХі для меня был хорошим эмоциональным стимулом, так как я выставила свой первый полноценно сформированный проект, который был продиктован лишь внутренним пониманием. Подобные конкурсы должны быть более масштабными, это подходящий стимул для внутреннего развития. Если все было искренне и честно, а не попыткой сделать «красиво», «круто», следовать социальному заказу, то по прошествию лет художнику будет полезно обратиться к опыту своих первых выставок.

– Конкурс – один из вариантов кураторской выставки. Кто для тебя куратор?

– Общение и взаимодействие художника с куратором должно иметь горизонтальную структуру – это коллаборация, а не диктат с любой из сторон. Куратор видит общий мета-контекст, а художник – это замкнутая внутренняя структура, кристалл. Если предположить, что выставка – это салат, то, будучи искусным кулинаром, куратор подберет художников, как необходимые ингредиенты: свежее, сочное, немного соленого, кислоты, что-то нежно смягчающее, возможно что-то остренькое и, может, что-то для украшения блюда. Все это зависит от вкуса и замысла куратора. Если же речь идет о курировании одного художника, то это более тонкая работа, понимание внутренней идеи автора, правильного преподнесения его концепции.

– Тебе запомнился какой-то пример удачной работы с куратором?

 – Мы работали с куратором Еленой Червоник в Фонде «Изоляция» еще в Донецке. За полтора года до выставки мы впервые встретились и долго разговаривали, еще не о выставке, а о базовых вопросах мировосприятия, желая понять, подходим ли мы друг другу для задуманной выставки. В результате выставка «Место встречи» (2013) получилась насыщенной и интересной. Работы всех художников были представлены целостно и в тоже время были частью общей системы.

«Корни неба», работа с выставки «Место встречи», 2013 год
Фото: IZOLYATSIA

Куратор – это сложная профессия. В нашем пространстве все сложилось несколько странно. Есть небольшое количество ведущих кураторов и большое количество художников, которые пытаются заполучить немного внимания куратора. Таким образом, выворачивается сам смысл происходящего. Ведь по идее художник – это то ценное зерно, помогать в росте которому должен заботливый куратор. То есть в идеале, должна быть конкуренция кураторов за художника, чтобы художник мог прочувствовать, с кем ему приятно работать и развиваться.

– Что значит для художника резиденция – в начале пути и в более зрелом возрасте?

– В резиденции, особенно за границей, есть совсем другое ощущение пространства. Резиденция в Индии была для меня скорее познавательной экскурсией, чем художественной практикой (тем не менее, именно эта резиденция дала мне толчок в развитии). Мои резиденции во Франции – это насыщенное разными видами искусств время. Там я научилась не разделять визуальное искусство и перформанс, перформанс и музыку, музыку и танец, танец и театр. В целом французы научили меня тотальному жизнетворчеству. В Швеции я была два раза в коротких резиденциях: в первый – получила возможность ощутить, как работают скульптурные мастерские Академии художеств в Стокгольме. Там в полвосьмого утра уже кипит жизнь, студенты работают над своими личными проектами, а общего для всех плана образования нет вообще. Второй опыт – фестиваль в шведской глубинке. Я делала тогда одну из своих биоинсталляций с ветвями и использовала исландский мох, которого там очень много в лесах. Как правило, шведы – очень образованные люди, даже те, которые живут вдалеке от больших городов. Современное искусство не кажется им чем-то странным, речь идет скорее о симпатии к тому или иному проявлению. Было очень радостно встретить огромную симпатию шведов к теме природы, ее вариативности и развития. На открытии выставки я опрыскивала созданную инсталляцию, и она вся начинала двигаться, слегка шевелиться от влаги, поглощаемой мхом. Было очень красиво.

– А как насчет резиденций в Украине?

– Вот сейчас опыт работы в «Сквоте», в здании киностудии «Борисфен» на «ГогольFest», очень волнителен для меня. Даже мою трехнедельную работу «Растение» над скульптурой в Ботаническом саду я считаю локальной резиденцией для себя. Это очень интересно и намного проще, чем можно себе представить. Надо просто найти хорошее место (дачу друзей, например) и попробовать поработать там.

Но, конечно, резиденция «Сошенко, 33» стала для меня важной отправной точкой. Это место, где живут и работают в мастерских студенты, аспиранты НАОМА. Художники предоставлены сами себе в прекрасном природном пространстве для мышления и творчества. Это возможность после окончания академии еще пару лет подумать, побыть на паузе ответственности. Конечно, во время моей резиденции на Сошенко были разные выставки и проекты, но в этом месте можно было обрести равновесие... Именно там сложился мой проект «Прорастание», который был выставлен и на конкурсе МУХі. Там же сложился мой проект «Кристаллизация», и там я впервые начала работать с переработанной бумагой, самосветящимися материалами, полимерами и просто вести замкнутую лабораторную жизнь, плоды которой могут увидеть лишь немногие. Все перечисленные линии и сейчас живут и параллельно прорастают через мое творчество.

Фото: Александр Заднипряный для Mind.ua

– Если вернуться к конкурсам – это, как правило, одна из первых выставок художника, к тому же еще и соревнование с другими художниками. Для тебя важно было услышать реакцию на твою работу, возможно – критику?

– Сначала мне это было важно, очень важно. Определенный перцептивный критический анализ необходим на начальном этапе развития художника. И часто негативный отзыв будет более полезен для развития внутренней силы. Важно пройти через это, выжить, а затем избавиться от влияния любого мнения относительно своей работы. Но важно знать, что другая последовательность невозможна.

– Какие этапы ты можешь выделить в процессе создания работы?

– Как правило, первый этап – концептуальный – может занять длительное время, а может прийти уже «упакованной посылкой». Например, проект «Глядачі» (в рамках проекта «Dialogia», «Мистецький Арсенал», 2015) с плетеными силуэтами людей я увидела в одну секунду, образ нужно было зафиксировать и затем исполнять. Потом было три месяца работы и истертые в кровь руки. Иногда концепция вынашивается, перекраивается. Но я не люблю концепции, высосанные из пальца. Часто вступаю в мультидисциплинарные коллаборации с музыкантами, театралами – для таких работ необходимо тщательное концептуальное формирование.

– А важно, на какой площадке будет реализован проект?

– Иногда это формообразующая вещь. Некоторые проекты настолько чистые, что могут быть не привязаны к одному пространству. Например, проект «Оболочка/The Shell» (2015) изначально был создан в концепции «белый куб», то есть пространства без пространства. Часто работы формируются только в определенной ситуации. Такое ведение проектов близко людям, которые занимаются дизайном и архитектурой.

– У тебя есть работы, специально созданные для улицы, и есть ряд проектов для закрытого пространства. С чем тебе интересней работать?

– Я немного устала от больших форм, сейчас мне нравятся более сублимированные масштабы. Внутреннее пространство диктует внешний масштаб, а сейчас хочется рисовать, изучать, сопоставлять. Есть желание работать с архитектурой, и уже начался коллаборативный проект по работе с уличным пространством.

Фото: Александр Заднипряный для Mind.ua

– В чем суть этого проекта?

– Я участвую в формировании скульптурно-архитектурных групп. Размышляю сейчас над детскими площадками как частью визуального пространства города, а не общепринятой моделью цветных «вольеров» для активного отдыха детей. Пусть это прозвучит банально, но дети – самое ценное. Они как зернышки, а вы знаете, сколько в зерне информации? Это банк знаний! И дети, пока они маленькие, могут дать нам очень многое. И мы, общаясь с детьми, должны давать им самые выдающиеся плоды нашей деятельности, а не типовые площадки.

– Детская площадка – интересный объект для художественного исследования, ведь она часто воспринимается как отделенное пространство.

– Да, так и есть. Место в месте. Это походит на мифологему книг Кэрролла, когда попадаешь в другой мир. Но не для того, чтобы потратить время, а для того, чтобы получить качественно новый опыт. Многие торговые центры гордятся тем, что там ребенка можно сдать на час и более, и он даже не успеет по вам соскучиться. Эдакие клеточки с яркими погремушками, чтобы взрослые могли отдохнуть. Уставшие от детей взрослые, уставшие от следованию правилам дети… это грустно. Моя позиция другая: я хочу делать проекты, которые будут не развлекать, но вовлекать – в диалог. Сейчас я планирую работу с командой архитекторов по этому проекту.

– Можешь что-то посоветовать художникам, которые сейчас только начинают?

– Да, могу и даже хочу. Первое: стойте на своем месте и копайте внутрь. Или же путешествуйте и ищите себя в каждом из мест, которые вы посетили. И то и другое приведет к кристаллизации собственного существа. Нужно сфокусироваться, не стоит пытаться понять все тенденции актуального искусства, это не работа художника. Нужно понять себя, нащупать источник своего творчества. Второе: нужно быть профессионалом, довести свою технику, медиум, в котором работаешь, до абсолюта. И третье: не жаловаться, не скулить, что кто-то не научил, задавил, украл идею, не дал финансирования. Финансирование – это вообще финальный этап проекта, его надо аргументировать и брать, если проект стоящий. Но если художник способен работать только при условиях финансирования, то это не совсем художник. И еще самообразование!

---

Первая успешная работа

Серии Sprouting и «Кристаллизация» – работы, по которым меня больше знают. Знаковая работа Candytree в Днепре 2016 года в коллаборации с Outline Production – именно успешна. Говорят, она уже даже стала стандартным местом встреч и фотосессий днепровских молодоженов.

«Кристаллизация»
Фото: FAR festival, Paris

Первая персональная выставка

Выставка 2012 года в Institutskaya Gallery. Там я выставила все свои бумажные работы вместе. Потом в «Мистецькому Арсеналi» был проект New Bionics/Post Urban Romantics в рамках биеннале Arsenale 2012. Меня очень захватил материал – измельченная офисная бумага. Для меня это концептуально, глубоко и надолго. Ведь что такое бумага? Раньше это были деревья. Люди решили сделать офисы и напечатать много офисной бумаги, чтобы каждый день ее выбрасывать, и для этого стали рубить много деревьев. В Украине культура переработки бумаги на очень низком уровне. Конечно, мой проект – нанокапля в океане этой проблемы. Но функция, миссия художника – своей деятельностью обращать внимание. И «Новая бионика» – проект, посвященный созданию новых форм, которые произрастают из бумаги. В их каркасах я использую собранные и упорядоченные ветви деревьев. Скульптура из веток и бумаги пропитывается полимерами и становится крепкой как камень, фундаментальной, ее можно даже выставлять на улице. Бумага становится монолитом, по сути, опять – деревом.

Первый кураторский проект

Candytree
Фото: Konstantin Bobrovsky/facebook

Ленд-арт-фестиваль «Весенний ветер». На первом курсе я увидела, как второкурсники делают что-то явно не по академической программе. Оказалось, для фестиваля. И я присоединилась к участникам. Потом у организаторов возникли проблемы, и сил на фестиваль у них не было. Я имела бесстрашие принять это на себя… три года ведения фестиваля – это был обширный опыт. В этот период мы издали каталог, стали участником Kinetica Art Fair в Лондоне, так как я стимулировала художников создавать именно кинетические скульптуры. Я очень рада, что «Ветер» и сейчас жив, работает, и надеюсь на последовательный рост его уровня, так как работы этого года были в целом не показательными для самого старого фестиваля ленд-арта в Украине.

Первый конкурс

Мне прислали медаль из Польши на первом курсе академии. Я участвовала в молодежном фестивале Zawsze zielono, zawsze niebiesko. Послала туда офорт, один из первых. Было очень приятно. Медальки – это иногда важно.

Первая резиденция

Первая резиденция была в Индии в 2006 году, там был фестиваль на несколько штатов. Пригласили художников из 14 стран. Жили там несколько недель, делали одну выставку в Дели и одну в Бангалоре. Было здорово.

Первая продажа

Серия цветных офортов «Путешествия шамана». Я делала выставку в Виннице. Это первая продажа, которая дала ощущение денег в руках. Но самая первая продажа была на Андреевском спуске. На первом курсе академии решили попродавать свои работы в День Киева шутки ради. Продали многое и отлично погуляли на эти деньги.