Автандил Варсимашвили: «Для меня идея и тема «Механического апельсина» – это процесс зарождения зла»

На початку червня київський Театр на Подолі представив чергову прем'єру – виставу за культовим романом Ентоні Берджесса «Механический апельсин», всемирную славу которому в свое время принесла экранизация Стэнли Кубрика. 

В преддверии премьерных показов Mind пообщался с режиссером-постановщиком спектакля Автандилом Варсимашвили. Грузинский режиссер с многолетним опытом, худрук Тбилисского театра Грибоедова и основатель Свободного театра, уже реализовал более полусотни театральных проектов и художественных фильмов по всему миру. 

«Механический апельсин» – постановка, которая стала возможной благодаря программе Департамента культуры КГГА. На проект киевскими властями был выделен беспроцентный кредит в 1,3 млн грн. Эту сумму театр должен вернуть от прибыли в течение трех лет. 

Мы поговорили с режиссером об исторических параллелях в постановке, архетипах, природе зла, «тяжком советском наследии» и о том, как искусство сочетается с материальными запросами.

– Вы перенесли действия романа в Киев 1990-х. Как расставляли акценты, чтоб сохранить оригинал и не потерять суть?

–  Это уже вопрос адаптации: насколько ее умеет сделать режиссер. Эта схема работает, потому что я уверен, что украинский зритель увидит себя. 

– Что осталось тогда от изначального «Механического апельсина»?

– Сюжет.

– В чем лично для вас идея этого произведения?

– Для меня идея и тема «Механического апельсина» – это процесс зарождения зла.

– Какие материалы вы исследовали, когда готовились к постановке?

– Во-первых, это хроника и жизнь, – то, что я сам пережил и, думаю, пережило все мое поколение.

– А есть ли какие-то прототипы, конкретные личности из истории, которыми вы «вдохновлялись»?

– Нет, это вообще не дело искусства. У нас архетипы, которыми населена и ваша, и моя страна.

– Насколько сложно вам было работать над темой насилия? Как именно взаимодействовали с актерами, чтобы все выглядело максимально убедительным?

– Здесь все условно. Мы физически не проводим опыты. И не мучаем актеров. Все решает театральная условность.

– Использован ли придуманный Берджессом язык «надсат» или вы его адаптировали?

–  Адаптировали, потому что тот мат и тот сленг, который у Берджесса, – ему, как по мне, нет места в театре. Это первое. А, во-вторых, для самого зрителя это уже какая-то архаика. В спектакле – органичный текст.

– Насколько, по-вашему, сейчас зритель готов платить за спектакли, учитывая кризис и состояние экономики?

– Театр существует 26 веков, и все это время зритель платит. И минимум еще 26 веков будет платить. Театр – это место, необходимое для человека. И пока будет жить человек, он будет ходить в театры и покупать билеты.

– «Механический апельсин» – это скорее постановка для души, для поднятия социального уровня или все-таки, как говорят, «зрительский спектакль», который принесет прибыль театру? 

– Для меня неприемлем любой спектакль, который не приносит прибыли. Убыточность означает, что продукт – несовременный.

– Ваши топ-3 аргумента, почему нужно посмотреть «Механический апельсин»?

– Во-первых, это новая интерпретация Берджесса. Во-вторых, это молодежный спектакль, где зритель увидит своих молодых кумиров. В-третьих, проблемы, о которых мы говорим в спектакле, интересуют всех, – как формировалось общество за последние 30 лет, после развала Советского Союза, и как мы дошли до сегодняшнего дня. 

– Насколько актуальна поговорка о том, что художник должен быть голодным? И если провести параллель между Грузией и Украиной?

– И в Украине, и в Грузии, конечно же, художники голодные, но это неправильно. Художники должны быть – не хочу сказать сытыми, но они не должны думать о материальном. А создавать продукцию, которая будет так продаваться, чтобы можно было достойно на них заработать.