Андрей Бойцун: «У инвестора не лежит в кармане $200 млн на всякий случай»

Международный валютный фонд требует от Украины начать, наконец, полноценную приватизацию и завершить продажу проблемных государственных активов. Такие требования записаны в Меморандуме, который правительство Украины и МВФ подписали неделю назад, и Украина уже получила первый транш в $1,4 млрд из общей помощи в $3,9 млрд.

Одним из главных предприятий, которое должно быть продано в первом полугодии 2019 года, МВФ назвал ПАО «Центрэнерго». Интересный факт: почти накануне появления Меморандума (21 декабря. – Mind), 13 декабря, Фонд госимущества объявил, что конкурс по продаже «Центрэнерго» не состоится, потому что потенциальные покупатели не соответствуют квалификационным требованиям. Вряд ли Меморандум готовили за 2–3 дня до подписания, а следовательно, стороны сделки заранее понимали, что конкурс, который правительство и ФГИ готовили почти год, не состоится. Однако держали интригу до последнего.

ПАО «Центрэнерго» – единственная из генерирующих компаний, где государству принадлежит три четверти – почти 78,3% акций. Компанию пытались продать еще в 2015 году, но до дела так и не дошло. Зато периодически компания попадала в скандалы с закупкой угля по завышенной цене. Прибыль компании странным образом колебалась от 2,09 млрд грн в 2017 году до 490 млн грн за девять месяцев 2018 года, что соответствует показателям 2016 года.

Главным претендентом на «Центрэнерго» был угольный бизнесмен Виталий Кропачев, владелец компании «Укрдонинвест». Он готов был заплатить за предприятие 5,9 млрд грн – именно такую стартовую цену утвердило правительство. Однако в Фонде госимущества заявили, что потенциальные покупатели не подали документы, подтверждающие наличие у них таких средств. Уже потом Кропачев публично заявлял, что часть средств он собирался получить от своих партнеров – китайской компании Sany. Но почему-то в ФГИ такой информации не было.

Впрочем, в 2019 году Кропачеву будет еще труднее в финансовом плане, ведь Международный валютный фонд требует, чтобы кроме «Центрэнерго» государство продало угольную компанию «Краснолиманская», которая сейчас находится в аренде у компании Кропачева «Укрдонинвест», и откуда уголь идет именно на станции «Центрэнерго». Даже если цену на «Краснолиманскую» искусственно занизят, какие-то деньги Кропачеву придется найти и заплатить, если он хочет сохранить эту бизнес-цепочку: уголь – генерация.

Стоит ли ждать именитого западного инвестора в конкурсе на «Центрэнерго»? Прежде всего надо посмотреть на реалии западного мира. Европа взяла курс на декарбонизацию, в Великобритании и Германии официально закрыли последние угольные шахты, в 2025 году все финансовые институты прекращают любую поддержку шахт и угольной генерации, чтобы к 2050 году полностью ликвидировать использование угля. И на этом фоне Украина продает генерирующую компанию, станции которой строились в 60–70-х годах прошлого века.

Даже на сайте «Центрэнерго» указано: «основной проблемой тепловых станций на сегодня является значительный физический износ генерирующих мощностей, использование морально устаревших технологий, несоответствие современным требованиям надежности работы, эффективности использования топлива и регулирования нагрузки ТЭС». Кроме того, одна из станций – Углегорская ТЭС – находится в зоне ООС, у Светлодарской дуги.

Но украинским властям все же придется принимать какие-то кардинальные решения относительно приватизационных требований и ожиданий, чтобы выполнить условия Меморандума с МВФ. В свое время Mind общался с представителем Стратегической группы советников по поддержке реформ при Кабмине Андреем Бойцуном, который был одним из авторов нового закона «О приватизации». Он сторонник продажи максимального количества государственных предприятий, так как считает, что в нынешней ситуации у власти «большой соблазн заниматься бизнесом вместо разработки правил игры на рынке». Mind обратился к чиновнику с просьбой охарактеризовать ситуацию, сложившуюся вокруг приватизации «Центрэнерго», и объяснить, что нужно, чтобы приватизация прошла в ближайшие полгода.

 – Почему наша общественность так ждет иностранного инвестора?

 – Думаю, потому, что в украинской истории слишком много неудачных примеров приватизации в пользу «местных», из-за которых у народа возникло два стереотипа: «ну вот, все продали олигархам», или наоборот, «он стал олигархом потому, что купил за копейки». Примеров успешной продажи инвесторам, которые пришли, чтобы просто вкладывать и зарабатывать деньги, а не подстраивать конкурс под себя и потом выкачивать деньги, совсем мало.

В то же время вряд ли общественность хочет, чтобы пришел какой-то никому неизвестный иностранный инвестор или спекулянт, купил наше предприятие, а потом перепродал. Общественность хочет увидеть иностранного инвестора, который купит, модернизирует, и все скажут: да, это предприятие теперь работает лучше. Примеры такой покупки есть и в Украине, но в Центральной и Восточной Европе их гораздо больше.

 – Но ведь Европа приняла политику декарбонизации производства, там закрываются шахты и угольные станции, зачем им наш старый «Центрэнерго»?

 – Действительно, угольные станции, входящие в «Центрэнерго», с  экологической точки зрения – менее чистое производство, чем даже те же газовые станции. В Европе более высокие экологические стандарты, потому, в данном случае, их интерес к этому конкурсу был меньше. Но мир на Европе не заканчивается. Есть страны Америки, есть Китай и другие страны Азии, и у них может быть интерес к выходу на украинский рынок с точки зрения расширения бизнеса. Так что у иностранных инвесторов есть интерес к активам в Украине.

Многие из этих инвесторов заинтересованы в том, чтобы модернизировать такое предприятие, как «Центрэнерго», у них есть технологии.

 – Почему же тогда никто из иностранцев не пришел на конкурс?

 – Тому есть несколько причин. Первая: если инвестор готов вложить крупные средства в модернизацию, то стартовая цена, которую он согласен заплатить, должна быть меньше. Для многих иностранных инвесторов выставленная ФГИ стартовая цена была выше, чем та, которая бы их заинтересовала.

Что я имею в виду: каждый конкретный инвестор проводит Due Diligence – комплексную проверку предприятия, и определяет сам для себя, сколько он готов заплатить за объект. Это мировая практика. Со стороны продавца (в данном случае – государства) такую проверку «Центрэнерго» проводила EY (Ernst & Young. – Mind), чтобы продавец тоже ориентировалась в суммах и условиях продажи.

Это как с продажей машины. Продавец говорит, что провел техосмотр, вот документ. А потенциальный покупатель отвечает: хорошо, но я сам загоню ее на техстанцию, чтобы убедиться, все ли нормально. Так вот, загнать на станцию тоже стоит времени и денег. А если ты читаешь объявление, в котором написано, что подержанная машина стоит, условно, 100 000 грн, то сразу  думаешь, не сильно оно и привлекательно, не буду вообще этим заниматься.

Или пример распродажи, где висят объявления «скидки от 70%». Человек  думает: «Дай зайду, большие скидки». ЗЗаходит – и в результате покупает вещи, на которые скидки не 70%, а 30%, например, потому что приглянулось и уже зашел. Приблизительно такой же эффект и от стартовой цены объекта приватизации. Она должна быть достаточно низкой, чтобы привлечь внимание, и чтобы инвесторы заинтересовались и начали изучать объект, как машины или  распродажи. А некоторые инвесторы прямым текстом говорили, что стартовая цена высокая, и, хотя деньги есть, объект не заинтересовал.

 – Какая еще причина?

 – Вторая причина: при таком объеме потенциальных инвестиций для некоторых инвесторов оказался слишком коротким срок на подготовку, включая сбор денег.  У них обычно не лежит в кармане $200 млн на всякий случай. Нужно договориться с партнерами, собрать деньги, подписать предварительные договоры – это огромный кусок работы по подготовке к конкурсу. Это решения принимаются быстрее, если стартовая цена низкая. В теории, можно было бы сделать и при нынешней цене, но необходимо было больше времени на подготовку.

А вот украинские инсайдеры гораздо лучше знакомы с этой «машиной», потому что «ездят» на ней, и, соответственно, понимают лучше, сколько она может стоить.

 – Почему же тогда среди украинских компаний реальным покупателем можно назвать только «Укрдонинвест» Виталия Кропачева, почему не пришли другие крупные компании?

 – Кропачев заявился, потому что это его бизнес, это логично. Но у большинства украинских инвесторов нет столько денег. Кто еще мог купить ЦЭ? ДТЭК… но тогда они станут монополистами тепловой генерации на 100%, АМКУ не дал бы разрешение на эту покупку. Есть в Украине и другие олигархи, но они не занимаются этим бизнесом, им неинтересно. Каких-то крупных институциональных инвесторов – банков, инвестфондов – в Украине практически нет. Это тоже одна из причин, почему мы больше говорим об иностранных инвесторах, у них просто денег гораздо больше.

 – EY с марта занималась изучением «Центрэнерго», готовила документы. Инвесторы, которые заинтересовались, могли бы работать параллельно…

 – Как они могли бы работать параллельно, если они цену не понимают? Возвращаясь к примеру с машиной, это было бы сказать: ты машину возьми, посмотри, техосмотр пройди, а цену я тебе потом скажу. И ты отвечаешь: вот когда цена будет, тогда и поговорим. Но EY цену не назначала!

Мало кто обращает внимание на такие детали, но они, в итоге, являются решающими: подготовка к приватизации ЦЭ проходила по старому закону «О приватизации». Советника, EY, наняли до того, как вступил в силу новый закон, и в переходных положениях там прописали: если приватизация уже началась, то не надо ее останавливать, а можно закончить по старому законодательству. А в старом законе записано, что «все объекты крупной приватизации должны получать оценку независимого оценщика».

Вот EY и наняла такого независимого оценщика – компанию УВЕКОН, и уже она оценила предприятие в 5,9 млрд грн. Если бы это происходило по новому законодательству, там бы не было оценщика, а EY самостоятельно рекомендовала бы стартовую цену. Думаю, это была бы более низкая цена.

 – EY будет нести какую-то ответственность за проваленный конкурс?

 – Не готов ответить, потому что не вижу, в чем компания его провалила. Они, в принципе, работу сделали. У нас очень похожая история была с ОПЗ в мае 2016 года, когда тот же УВЕКОН оценил завод в $521 млн, плюс долг перед фирмами Дмитрия Фирташа, и общая сумма таким образом достигла почти $800 млн. Советник по тому конкурсу, компания UBS, предупреждала, что мы за эти деньги не продадим. Так оно и получилось. Кто должен в этой ситуации нести ответственность за то, что не пришел покупатель, кому предъявлять претензии?

Это серьезная проблема старого законодательства, и она опять выстрелила в  ситуации с «Центрэнерго».

 – Сколько времени понадобится для проведения нового конкурса по новому законодательству?

 – Критерием того, что приватизация началась, считается наличие выбранного советника и действующая оценка объекта. Оценка ЦЭ действует до конца марта. Но, думаю, перезапустить конкурс по новому закону, при желании, можно. Для этого заново нужно нанять советника – это процедура на пару месяцев – и уже весной 2019 года ЦЭ можно было бы выставить на аукцион, потому что подготовительная работа уже сделана, и сделана хорошо. Многие инвесторы уже предварительно изучали этот объект, и они могут в следующем раунде сказать: «Нам нужно меньше времени, чтобы разобраться с новым конкурсом».

Но тут появляются две оговорки, которые относятся к начинающемуся сезону выборов – президентская кампания, вступление в должность, потом выборы в парламент в октябре, осенью коалициада. Т.е. до конца 2019 года – выборный режим.

В глазах инвесторов это увеличивает политические риски из-за неопределенности, что новая власть придет и предъявит свои претензии. Некоторые при таком риске готовы платить меньше, а некоторые просто не принимают инвестиционных решений.

А со стороны украинских политиков это тоже не самый лучший момент для приватизации, поскольку их внимание будет отвлечено выборными проблемами, и всерьез заниматься приватизацией будет сложнее.